ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
Может быть, все-таки партию в шахматы?
— Хорошо, — безрадостно согласился король.
Ришелье позвал слуг. Двое пажей установили шахматную доску.
Людовик страстно любил играть в шахматы, особенно с кардиналом, который был очень сильным противником. Садясь за шахматную доску, Людовик подумал, что свидание он назначил на полночь, а сейчас только половина одиннадцатого. Партия же в шахматы с кардиналом никогда не продолжалась более трех четвертей часа.
Расставляя на доске фигуры, Ришелье обменялся быстрым взглядом с одним из своих офицеров, в эту минуту как раз появившимся на мгновение на пороге двери, к которой Людовик сидел спиной.
Партия началась; кардинал, несомненно преднамеренно, сделал одну за другой две ошибки, вследствие чего король сразу же получил значительное преимущество.
Когда Людовик проигрывал, то испытывал такое разочарование, что отталкивал доску и говорил:
— Господин кардинал, вам несомненно помогает сам дьявол; это нечестная игра.
И никогда в этом случае не хотел отыграться. Когда же он выигрывал, то напротив, настроение у него поднималось, в он предлагал кардиналу взять реванш. На этот раз кардиналу был поставлен мат за двадцать минут.
— Ах, господин кардинал, — сказал Людовик, — вас уж слишком одолевают политические заботы. Ну как, может еще одну партию?
— Охотно, сир, — ответил кардинал.
И они начали новую партию. Но, несколько минут спустя, один из гвардейцев доложил о сире и мадемуазель де Бовертю.
— Ах, честное слово, — воскликнул король, увлеченный игрой, — они прекрасно подождут, пока я закончу партию.
На этот раз кардинал затянул игру; он не дал так легко себя победить, и партия продолжалась целый час. Когда король объявил мат, пробило без четверти двенадцать.
«Ах, черт, — подумал Людовик, — а мне еще скакать два лье. Ба! У моего братца герцога Орлеанского кони добрые, а донья Манча меня подождет несколько минут.»
И в покои ввели сира и мадемуазель де Бовертю. Эти двое, почтительнейше склонившиеся перед его величеством, являли собой два ярчайших образца провинциального дворянства того времени.
Брат был крупным и крепким мужчиной лет сорока восьми, широкоплечим, с сединой на висках, загорелым; шел он прямо, голову нес высоко и был несгибаем, как швейцарский гвардеец.
Мадемуазель де Бовертю было около сорока лет; лицо ее хранило следы замечательной красоты; во всем ее облике было что-то бесконечно печальное и поникшее; одета она была в траур.
— Насколько мне известно, — сказал им король, — вы хотели бы, чтобы я рассудил ваш спор. Говорите, господин де Бовертю. Позже мы выслушаем вашу сестру.
— Сир, — сказал дворянин, — мы с сестрой всю жизнь прожили в добром согласии в родительском имении. Но однажды мне пришло в голову, что я должен жениться, и с тех пор у нас пошли раздоры и ссоры.
— Так вы женаты? — спросил король.
— Нет, еще нет, но я жду только решения вашего величества. Королю, конечно, известно, что закон требует, чтобы мужские потомки были нераздельными владельцами земель, поместий и прочего имения, составляющих достояние знатной семьи. Но с тех пор, как я решил жениться с единственной целью не дать угаснуть моему роду, моя сестра, вместо того, чтобы остаться жить с нами, хочет разделить в равных долях все имущество, которое нам оставил наш покойный отец.
— Как, как? — переспросил король. — Но мне кажется, что мадемуазель де Бовертю не совсем в своем праве.
— Сир, — ответила она, — если ваше величество окажет мне милость выслушать меня, то может быть, ему будет угодно изменить свое мнение.
— Ну что же, говорите, сударыня, я вас слушаю.
— Ах, — ответила она, — есть вещи, которые я могу сказать только королю, потому что их может знать только король.
— И ваш брат о них не знает?
— Да, сир, и не должен никогда узнать.
Сир де Бовертю был человеком очень порядочным. Он сказал сестре:
— Ну что же, поведайте королю то, что вы хотите ему поведать, и если его величество сочтет, что половина отцовского достояния принадлежит вам, я вам его отдам.
Бледность, таинственная печаль и траурные одежды мадемуазель де Бовертю возбудили в короле некоторое любопытство. Он дружеским жестом попросил кардинала оставить его одного, и его преосвященство вышел вместе с сиром де Бовертю, но перед тем успел бросить взгляд на часы. На часах была почти полночь.
Глава 10. Мадемуазель де Бовертю
— Итак, сударыня, — произнес король, очутившись наедине с мадемуазель де Бовертю, — я слушаю вас.
— Сир, — сказала она, — то, в чем я признаюсь вашему величеству, не знает ни один человек: я — мать.
— Ага! Так! — промолвил король. — Я начинаю понимать, почему вы хотите сохранить часть отцовского наследства.
— Сир, — продолжала дама в трауре, — не судите меня слишком строго, и будьте столь же терпеливы, сколь великодушны: выслушайте меня.
Король кивнул головой в знак согласия. Мадемуазель де Бовертю продолжала:
— Сейчас мне сорок один год, а тогда мне было восемнадцать. Этим я хочу вам сказать, что сын, чье наследство я пытаюсь защитить, это молодой человек, которому сейчас около двадцати двух лет.
— Черт возьми! — произнес несколько легкомысленным тоном король.
Но мадемуазель де Бовертю взглянула на монарха так холодно и спокойно, что его несколько насмешливая улыбка исчезла.
— Вам не будет смешно, сир, когда вы узнаете мою историю.
В голосе ее прозвучали печальные и повелительные ноты, которые невольно покорили короля.
— Я слушаю вас, сударыня, — серьезно повторил он.
Мадемуазель де Бовертю продолжала:
— Наше поместье расположено на склоне холма, на краю Шамборского леса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75
— Хорошо, — безрадостно согласился король.
Ришелье позвал слуг. Двое пажей установили шахматную доску.
Людовик страстно любил играть в шахматы, особенно с кардиналом, который был очень сильным противником. Садясь за шахматную доску, Людовик подумал, что свидание он назначил на полночь, а сейчас только половина одиннадцатого. Партия же в шахматы с кардиналом никогда не продолжалась более трех четвертей часа.
Расставляя на доске фигуры, Ришелье обменялся быстрым взглядом с одним из своих офицеров, в эту минуту как раз появившимся на мгновение на пороге двери, к которой Людовик сидел спиной.
Партия началась; кардинал, несомненно преднамеренно, сделал одну за другой две ошибки, вследствие чего король сразу же получил значительное преимущество.
Когда Людовик проигрывал, то испытывал такое разочарование, что отталкивал доску и говорил:
— Господин кардинал, вам несомненно помогает сам дьявол; это нечестная игра.
И никогда в этом случае не хотел отыграться. Когда же он выигрывал, то напротив, настроение у него поднималось, в он предлагал кардиналу взять реванш. На этот раз кардиналу был поставлен мат за двадцать минут.
— Ах, господин кардинал, — сказал Людовик, — вас уж слишком одолевают политические заботы. Ну как, может еще одну партию?
— Охотно, сир, — ответил кардинал.
И они начали новую партию. Но, несколько минут спустя, один из гвардейцев доложил о сире и мадемуазель де Бовертю.
— Ах, честное слово, — воскликнул король, увлеченный игрой, — они прекрасно подождут, пока я закончу партию.
На этот раз кардинал затянул игру; он не дал так легко себя победить, и партия продолжалась целый час. Когда король объявил мат, пробило без четверти двенадцать.
«Ах, черт, — подумал Людовик, — а мне еще скакать два лье. Ба! У моего братца герцога Орлеанского кони добрые, а донья Манча меня подождет несколько минут.»
И в покои ввели сира и мадемуазель де Бовертю. Эти двое, почтительнейше склонившиеся перед его величеством, являли собой два ярчайших образца провинциального дворянства того времени.
Брат был крупным и крепким мужчиной лет сорока восьми, широкоплечим, с сединой на висках, загорелым; шел он прямо, голову нес высоко и был несгибаем, как швейцарский гвардеец.
Мадемуазель де Бовертю было около сорока лет; лицо ее хранило следы замечательной красоты; во всем ее облике было что-то бесконечно печальное и поникшее; одета она была в траур.
— Насколько мне известно, — сказал им король, — вы хотели бы, чтобы я рассудил ваш спор. Говорите, господин де Бовертю. Позже мы выслушаем вашу сестру.
— Сир, — сказал дворянин, — мы с сестрой всю жизнь прожили в добром согласии в родительском имении. Но однажды мне пришло в голову, что я должен жениться, и с тех пор у нас пошли раздоры и ссоры.
— Так вы женаты? — спросил король.
— Нет, еще нет, но я жду только решения вашего величества. Королю, конечно, известно, что закон требует, чтобы мужские потомки были нераздельными владельцами земель, поместий и прочего имения, составляющих достояние знатной семьи. Но с тех пор, как я решил жениться с единственной целью не дать угаснуть моему роду, моя сестра, вместо того, чтобы остаться жить с нами, хочет разделить в равных долях все имущество, которое нам оставил наш покойный отец.
— Как, как? — переспросил король. — Но мне кажется, что мадемуазель де Бовертю не совсем в своем праве.
— Сир, — ответила она, — если ваше величество окажет мне милость выслушать меня, то может быть, ему будет угодно изменить свое мнение.
— Ну что же, говорите, сударыня, я вас слушаю.
— Ах, — ответила она, — есть вещи, которые я могу сказать только королю, потому что их может знать только король.
— И ваш брат о них не знает?
— Да, сир, и не должен никогда узнать.
Сир де Бовертю был человеком очень порядочным. Он сказал сестре:
— Ну что же, поведайте королю то, что вы хотите ему поведать, и если его величество сочтет, что половина отцовского достояния принадлежит вам, я вам его отдам.
Бледность, таинственная печаль и траурные одежды мадемуазель де Бовертю возбудили в короле некоторое любопытство. Он дружеским жестом попросил кардинала оставить его одного, и его преосвященство вышел вместе с сиром де Бовертю, но перед тем успел бросить взгляд на часы. На часах была почти полночь.
Глава 10. Мадемуазель де Бовертю
— Итак, сударыня, — произнес король, очутившись наедине с мадемуазель де Бовертю, — я слушаю вас.
— Сир, — сказала она, — то, в чем я признаюсь вашему величеству, не знает ни один человек: я — мать.
— Ага! Так! — промолвил король. — Я начинаю понимать, почему вы хотите сохранить часть отцовского наследства.
— Сир, — продолжала дама в трауре, — не судите меня слишком строго, и будьте столь же терпеливы, сколь великодушны: выслушайте меня.
Король кивнул головой в знак согласия. Мадемуазель де Бовертю продолжала:
— Сейчас мне сорок один год, а тогда мне было восемнадцать. Этим я хочу вам сказать, что сын, чье наследство я пытаюсь защитить, это молодой человек, которому сейчас около двадцати двух лет.
— Черт возьми! — произнес несколько легкомысленным тоном король.
Но мадемуазель де Бовертю взглянула на монарха так холодно и спокойно, что его несколько насмешливая улыбка исчезла.
— Вам не будет смешно, сир, когда вы узнаете мою историю.
В голосе ее прозвучали печальные и повелительные ноты, которые невольно покорили короля.
— Я слушаю вас, сударыня, — серьезно повторил он.
Мадемуазель де Бовертю продолжала:
— Наше поместье расположено на склоне холма, на краю Шамборского леса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75