— Скажи, пожалуйста, — спросил он наконец, — Рокамболь не говорил тебе, что сэр Вильямс умер?
— Говорил.
— Ты знаешь это наверное?
— Разумеется.
— О, если бы это была правда, — прошептал Вантюр, — не Рокамболя боюсь я.
— Ты позволишь, старуха, — спросил он, несколько помолчав, — переночевать здесь у тебя на соломе? Меня выгнали из квартиры, а денег у меня нет ни копейки.
— Пожалуй, ночуй.
— Ты добрая баба, и я отплачу тебе за это. Вантюр улегся на соломе и принялся обдумывать. Затем он прехладнокровно распечатал и прочел два раза кряду письмо графини Артовой, в котором она сообщала герцогу де Салландрера о таинственном происхождении Шато-Мальи и о скором прибытии двух бумаг, которые неоспоримо докажут права де Шато-Мальи на получение руки Концепчьоны де Салландрера.
— Что же это! — прошептал Вантюр, — мы, видно, никогда не кончим вечной борьбы между Баккара и сэром Вильямсом или наследником его Рокамболем.
И затем он решил, что ему всего удобнее начать теперь свою службу в пользу Баккара. На его счастье, он узнал, что герцогу де Шато-Мальи нужен кучер.
— Я говорю по-английски, как сам Джон Буль, — подумал Вантюр, — и жил в кучерах целых десять лет! Сегодня же поступлю в услужение к герцогу и буду править четверкою не только в его парадной карете, но и в свадебной! Мне хочется теперь принять участие в их игре. Как знать? Может быть, я буду в состоянии продать герцогу де Шато-Мальи руку сеньориты Концепчьоны.
Через два дня после свидания герцога де Шато-Мальи с отцом Концепчьоны Цампа вошел утром в спальню своего барина с таким же таинственным видом, как и третьего дня, и запер за собою дверь.
— Что тебе нужно? — спросил его герцог.
Вместо ответа Цампа вынул из кармана письмо и подал его своему барину. На конверте не было никакого адреса.
— К вашему сиятельству, — доложил Цампа. Герцог вскрыл письмо и вздрогнул.
Письмо было написано тем же почерком, которым было написано и письмо, где ему рекомендовали месяц тому назад Цампу.
— Кто принес тебе это письмо?
— Негр.
— Какой негр?
— Сеньориты Концепчьоны.
Герцог прочел письмо. В письме было написано, что Концепчьона любит его от всей души и от всего сердца и хотела бы быть его женой, но что она должна скрывать свою любовь к нему, так как она связана одной клятвой, которая снимется с нее только в день их свадьбы.
«…Кто знает? Может быть, я даже скажу вам, что ваше таинственное происхождение есть не что иное, как выдумка ваша и графини Артовой, и что бумаги, доказывающие это родство, — фальшивые. Уклоняйтесь от прямого ответа, не раздражайтесь, а довольствуйтесь возражением, что вы любите меня и что эта пламенная любовь извиняет и оправдывает ваши действия, насколько бы ни были они достойны порицания.
А главное — ни слова, ни одного намека на это письмо! Сожгите его сейчас же по прочтении. Не старайтесь проникнуть в эту тайну — вам не удастся, вы никогда не угадаете ее. Помните только одно: я люблю вас…»
Мы сказали уже, что письмо было без подписи, но каждая строчка его дышала и говорила о Концепчьоне.
— Странно, странно, — прошептал герцог.
Он несколько раз перечитывал это письмо, стараясь понять его таинственный смысл, — и ничего не добился. Но сердце его трепетало от счастья: Концепчьона любила его!
Герцог сжег письмо и позвонил. Явился Цампа — и опять с письмом, но на этот раз он нес его на подносе.
Герцог сначала не обратил на это внимания и спросил его:
— Ты не знаешь, не сватался ли кто-нибудь к сеньорите де Салландрера, кроме дона Хозе?
Герцог де Шато-Мальи думал, что тайна Концепчьоны могла объясниться только третьим соискателем ее руки, имеющим на нее прямое или косвенное влияние.
Цампа, без всякого сомнения, был подучен Рокамболем, потому что отвечал, не задумываясь:
— Герцогиня не разделяет мнения герцога.
— Относительно чего?
— Относительно непрерывного продолжения их рода и имени.
— А!..
— Она не любила дона Хозе, точно так же, как не любит и ваше сиятельство.
— Следовательно, она, по всей вероятности, покровительствует втайне третьему соискателю руки ее дочери?
— Точно так-с!
— Кто же этот соискатель?
— Я не знаю его имени и никогда не видал. Я знаю только то, что он богат и принадлежит к одному старинному роду.
Герцог начал настаивать и, наконец, Цампа, как бы уступая его требованиям и из привязанности к нему, сообщил, что будто бы герцогиня желает выдать Концепчьону за побочного сына своей сестры маркизы О'Биран.
Из этих полуобъяснений Цампы герцог де Шато-Мальи заключил, что его слуга связан клятвою с Концепчьоной, как та, в свою очередь, была связана клятвою со своею матерью.
— Я, кажется, начинаю смекать, — думал он, — Концепчьона любит меня, но желает казаться только покорною непреклонной воле отца, выходя за меня замуж.
И герцог, удовлетворяясь этими доводами, основанными на темных намеках Цампы, взял с подноса письмо, заклейменное германскими и русскими штемпелями, распечатал его и прочитал:
«Одесса.
Любезный кузен!
Несколько дней назад я писал графине Артовой, уведомляя ее о прибытии курьера.
Теперь сообщаю вам, что этот курьер отправился обратно третьего дня утром, с бумагами, в которых вы так нуждаетесь. Может быть, он будет в Париже раньше моего письма, тогда вы потрудитесь уведомить меня о его прибытии».
Письмо это было подписано полковником де Шато-Мальи.
— Я пошлю это письмо герцогу де Салландрера, — думал герцог, — оно прибавит ему терпения.
Он положил письмо в конверт и, написав герцогу де Салландрера, отослал бумаги с Цампой к нему, приказав подождать ответа.
Вантюр, явившийся к герцогу после отъезда Цампы, был нанят и тотчас же вступил в исполнение своих кучерских обязанностей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50