— В эту ночь, государь, дежурил Габриэль де Санрей, мой зять.
— Если так, любезный Фейдо, — сказал король, — я так же, как и вы, не понимаю ничего. А вы, месье де Мирпуа, — обратился король к епископу, — что вы заключаете из всего этого?
Епископ медленно выпрямился и посмотрел на короля с торжественным выражением.
— Государь, — сказал он голосом серьезным, — я заключаю, что, к несчастью, многое придется сделать для того, чтобы могущество вашего величества и ваших представителей могло сравниться с ловкостью тех, кто противостоит вам! Я не удивляюсь, государь, и глубоко потрясен, что в таком просвещенном веке, как наш, и в царствование такого государя, как вы, могут совершаться такие происшествия!
— Не хотите ли вы сказать, месье де Мирпуа, что королю служат дурно? — спросил, подходя, маркиз д'Аржансон.
— Если бы я хотел это сказать, господин министр, я так и сказал бы, — ответил епископ. — Я не обвиняю, я соболезную и сокрушаюсь вовсе не о том, что виновных не могут наказать, а что посягают на свободу невиновных.
— На свободу невиновных! — повторил маркиз д'Аржансон. — О каких невиновных говорите вы?
— Об аббате Ронье, канонике Брюссельского капитула.
— А! — произнес д'Аржансон, посмотрев на начальника полиции. — Вы говорите о том человеке, который арестован вчера утром?
— Именно, господин министр, — отвечал почтенный прелат. — Я говорю о несчастной жертве, несправедливо и незаконно арестованной.
— Монсеньор, — резко сказал д'Аржансон, — человек, о котором вы говорите, был арестован именем короля, а позвольте мне вам сказать, все, что делается от имени короля, никогда не бывает незаконно и несправедливо.
Епископ посмотрел на д'Аржансона. Очевидно, между ними завязывалось начало вражды, и оба это понимали, тем более что взаимно уважали друг друга.
Если епископ был человеком высоких достоинств, добродетельнейшим из добродетельных, если он был одарен той проницательностью, той твердостью, той чистотой ума, которая делает людей сильными, то противник его был самым добросовестным и самым просвещенным политиком той эпохи. Д'Аржансон выражался не совсем внятно только на придворных собраниях, в серьезных же рассуждениях, на совещаниях совета, перед лицом противников он обретал терпение дипломата и убежденность опытного оратора. Министр служил Франции уже двадцать пять лет. Он был интендантом, государственным советником, государственным секретарем и министром, и если придворные прозвали его «д'Аржансон дурак», то Вольтер дал ему прозвание «государственного секретаря Платоновой республики», что было тогда высшей похвалой в устах философа.
Слова епископа, горевавшего о слабости административной системы, сильно уязвили д'Аржансона. Фейдо это понял и хотел было заговорить, но из уважения сдержался.
Людовик XV, откинувшись назад и по своей привычке засунув руку в карман жилета, по-видимому, принимал серьезное участие в том, что происходило перед ним. Наступило молчание; потом епископ продолжал:
— Человек, которого вы арестовали, невиновен.
— Это вы так думаете, — сказал д'Аржансон.
— Разве вы сомневаетесь в моих словах, когда я что-либо утверждаю? — спросил епископ с гордым величием.
— Сохрани меня Бог! — отвечал д'Аржансон. — Я не сомневаюсь в невиновности человека, за которого вы ручаетесь. Но из того, что невинный был арестован, когда все доказательства виновности тяготели над ним, не следует вывод, что администрация полиции и суда плоха во Франции! Арестовав этого человека, месье Фейдо действовал очень хорошо, потому что он думал арестовать убийцу аббата Ронье.
— Убийцу каноника? — вскричал Мирпуа.
— Да, монсеньор!
— Но почему решили, что аббат Ронье убит?
— Приходилось думать именно так, когда это подтверждали очевидные факты.
— Какие факты? — с удивлением спросил король.
— Предостережение, присланное амьенским уголовным судьей, доносившим, что на парижской дороге нашли труп человека, в котором узнали каноника Ронье, накануне уехавшего в город. В том же самом донесении говорилось, что виновник преступления Петушиный Рыцарь и что он, убив и ограбив каноника, оделся в его платье, сел в карету и продолжал дорогу, взяв все бумаги убитого. Что должен был сделать начальник полиции, получив такое уведомление от уголовного судьи?
— Но каким же образом амьенский уголовный судья мог написать подобные вещи? — спросил епископ.
— Вот этого мы еще не знаем, но скоро узнаем, потому что сегодня утром Беррье, главный секретарь полиции, уехал в Амьен для сбора полных сведений. Одно из двух: или уголовный судья действительно писал, или это уведомление пришло не от него и является новым доказательством дерзости разбойников. Во всяком случае, надо выяснить этот вопрос.
— Я именно этого и требую! — сказал епископ. — Выяснить этот вопрос легко. Я давно знаю каноника Ронье: сведите меня с ним, и я не ошибусь. Притом, если, как я искренне убежден, вы ошиблись, то достойный служитель Господа сообщит нам сведения, которыми вы можете воспользоваться.
— Очевидно, — сказал король, — самое благоразумное — свести месье де Мирпуа с пленником на очной ставке.
— Вы желаете видеть пленника сегодня? — спросил епископа Фейдо.
— Конечно, — отвечал тот, — чем скорее я его увижу, тем лучше.
— Я к вашим услугам, если король это позволяет.
— Поезжайте немедля в Париж, — сказал Людовик. — Если арестованный человек невиновен и эту невиновность подтвердит епископ Мирпуа, сейчас же освободите его. Если случится наоборот, и месье де Мирпуа не опознает заключенного, употребите самые сильные средства, чтобы заставить его говорить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151