Выйдя из дома, ставшего резиденцией Орельяны, мы отправились с Хуаном к моему хозяину, а потом, не застав его на постоялом дворе, стали бесцельно бродить по городу.
Наша прогулка не прошла без пользы — мы успели рассказать друг другу о себе, вспомнить о дорогой сердцу Испании, а Хуан, кроме того, сообщил мне интересные сведения о цели похода, предпринятого Гонсало Писарро и Орельяной. Он рассказал, что поиски корицы — это далеко не самое главное, из-за чего Гонсало снарядил свою экспедицию, которая насчитывает более двухсот конных солдат и четыре тысячи носильщиков-индейцев. Губернатор во что бы то ни стало намерен пробраться через индейские дебри и завоевать страну Золотого касика, столь обильную сокровищами, что перед ее богатством кажется ничтожным все золото покоренной страны Перу. Золотой касик — могущественный индейский государь, и зовут его золотым оттого, что ходит он всегда покрытый золотой пылью, которая заменяет ему одежду. Каждое утро слуги обмазывают его тело благовонной смолой и затем осыпают его толченым в порошок золотом. Как великолепная статуя из драгоценного металла, как языческое божество, сошедшее на землю, разгуливает по своим владениям Золотой касик, наслаждаясь безграничным своим могуществом и властью над тысячами тысяч индейцев. И хотя ни один испанец еще не видел этого властителя, слухи о богатейшей стране, называемой Эльдорадо, вполне достоверны: о ней под пытками рассказывали многие пленные индейцы.
Хуан добавил, что лично его мало волнуют несметные сокровища, ибо он не считает богатства достойными мечтаний дворянина. Его больше привлекает возможность прославиться, подобно Кортесу и Франсиско Писарро, завоеваниями во имя христианской веры и испанской короны. Он хотел бы своими руками пленить Золотого касика, посадить его в клетку и отправить в Испанию.
Время от времени на улицах Кито мы встречали то одного, то другого солдата из отряда Орельяны. Всякий раз Хуан знакомил их со мною и представлял меня как своего друга и их будущего соратника. Потом, когда мы шли дальше, Хуан метко характеризовал моих новых знакомых, не упуская случая сказать как о их доблестях, так и о недостатках. От него я узнал, что говорливый толстяк Педро Домингес, сопровождавший меня к Орельяне, был участником знаменитого похода Франсиско Писарро в Кахамарку . Там он проявил себя как отчаянный смельчак и… потрясающий жадюга, из-за чего он однажды чуть было не попал в плен к индейцам, но был отбит вовремя подоспевшими друзьями. О бискайце Хоанесе, втором моем конвоире, Хуан отозвался очень тепло, похвалил его за честность, отвагу и скромность, но тут же, с плохо скрытым презрением, обозвал его чувствительной бабой: оказывается, Хоанес не мог переносить вида пыток и не одобрял справедливой твердости, с которой обращались христианские воины с дикарями.
Я спросил Хуана, что представляет собой долговязый солдат Гарсия де Серия — тот самый, который чуть было не оставил его без коня. Услышав это имя, Хуан гневно нахмурился, но ответить не успел: из-за угла, пошатываясь, показался тощий Гарсия. Увидя нас, он растянул длинный рот, изобразив нечто похожее на улыбку:
— А-а, сеньоры… Как приятно мне видеть вас… Таких молодых красавцев, таких счастливчиков… А Гарсия пьян, с горя пьян, старый неудачник… Два часа назад он был почти богачом, но молодежь нынче хитрее стариков… — Он сильно качнулся, икнул и продолжал: — Так-то, друзья… Ну, да ничего, я свое возьму… Не беспокойтесь, сеньоры, придет время, когда имя Гарсии де Сория станут произносить с почтением, как имя самого богатого человека во всех Индиях… Да-да!..
Мне показалось, что долговязый Гарсия не так уж и пьян, больше притворяется. Когда он, раскачиваясь и бормоча, миновал нас, я сказал об этом своему новому другу.
— Запомни, Блас, — очень серьезно ответил мне Хуан, — никогда не верь и, упаси бог, не доверяйся этому человеку. Гарсия де Сория не остановится ни перед чем, если почует, что пахнет наживой. Золото для него — все, и он способен продать родного отца и лучшего друга, хотя я что-то не припомню, чтоб у него когда-либо были друзья.
Хуан сделал паузу и продолжал:
— Нет у него и врагов. От наших солдат я слышал, что враги тощего Гарсии долго не живут: он напускает на них хворь или лишает разума, или делает так, что копья индейцев изменяют свой полет и вонзаются в грудь человека, который дерзнул встать на пути Скелета — так потихоньку зовут у нас Гарсию. Его побаиваются даже наши начальники… Разумеется, кроме сеньора де Орельяны — тот не устрашится самого дьявола. Сеньор капитан — великий человек. Великий воин и настоящий святой…
Мне было приятно, что Хуан лестно отзывается о капитане, которого я считал своим кумиром. Я много слышал об Орельяне раньше — и на корабле по пути из Испании, и в Сантьяго-де-Гуякиле, где останавливался на два дня перед тем как отправиться к дяде в Сан-Франсиско-де-Кито. Но мне хотелось узнать о нем больше, и главным образом, как о человеке, ибо до того мне приходилось слышать лишь об Орельяне— полководце, который сумел разбить войска изменника Альмагро, усмирил взбунтовавшихся индейцев побережья и был участником завоеваний важнейших городов и провинций огромного царства инков. Я попросил Хуана рассказать об этом человеке все, что он знает, и Хуан стал с увлечением описывать мне поступки и деяния Орельяны. Он характеризовал мне капитана как заботливого отца для солдат, карающую божью десницу для индейских язычников и умнейшего собеседника для любого образованного дворянина. По мнению Хуана, Гонсало Писарро покинул Кито раньше срока только из боязни, как бы военный талант Орельяны не подорвал среди солдат его губернаторский авторитет:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64