Старый мастер шлифовал топор, а Льок заканчивал скребок для очистки кожи от волоса, который он сделал из половинки сломанного им наконечника. Это был не только скребок: сторону разлома Мон-Кибу заострил так, что она стала ножом для раскройки кож. Никто раньше не додумался до того, чтобы из одной кремневой пластинки делать два орудия! Теперь оставалось только закрепить скребок-нож в деревянной рукоятке. Она уже лежала рядом на плите, Льок протянул за ней руку и вдруг увидел, что Рыжий, спокойно дремавший до сих пор у его ног, проснулся и, задрав голову, забавно водит носом по воздуху. Крупное крылатое насекомое кружило над головой пса.
— Овод! — крикнул старый Кру, оторвавшийся от работы. — Овод! Значит, скоро придут олени.
И тут с другого конца стойбища донеслись звонкие голоса подростков:
— Оводы! Оводы прилетели!
На крики мальчишек из землянок выбегали охотники. Вышел и Главный охотник стойбища. Поднялась суета сборов. Главный неторопливо отдавал распоряжения. Молодые охотники и подростки, с нетерпением ожидавшие этого дня, должны были сейчас же отправиться в лес по ту сторону реки, чтобы подстеречь и выследить ход оленьего стада.
Только Льок не поднялся с места. Работы у мастеров было много, нечего было и думать, что старый Кибу отпустит его с молодыми охотниками. Льок тяжело вздохнул, и его отбойник застучал еще быстрее по кремневой пластинке.
Шумной гурьбой прошли мимо молодые охотники. Бэй отделился от них и подошел к мастерам.
— Идешь? — спросил он брата. — Разве ты старик, чтобы отказываться от радостей охотников?
Льок глазами показал на старика, медленно водившего почти законченным топором из сланца по шлифовальной плите.
— Отпусти брата, — сказал Бэй. — Ты сам был молодой. Как ему сидеть, когда мы все идем?
Кибу поднял голову, лукаво взглянул на грустное лицо Льока, потом перевел взгляд на Бэя и, что-то вспомнив, ласково усмехнулся.
— Вот и за меня когда-то просил брат… Да только меня не отпустили.
Льок помрачнел.
— Отпусти, — упрямо повторил Бэй. — Как можно не пустить охотника?
Старик опять усмехнулся:
— Ну уж иди. Доделаю сам.
Олени не всегда выходили к реке в одном и том же месте. И время их появления угадать было трудно. Иной раз они пускались в дальний путь из глубины лесов тотчас после вылета первых оводов, а иногда почему-то задерживались. Поэтому засаду на них приходилось устраивать заранее, в полудне ходьбы к югу от стойбища.
Дойдя до обычного места, разведчики разошлись по одному, растянувшись длинной цепью на восток и на запад. Каждый облюбовал себе дерево и, забравшись на сук, принялся устраивать из сосновых или еловых веток укрытие. Вскоре на деревьях, на расстоянии птичьего голоса друг от друга, появились огромные, круглые, но совсем не птичьи гнезда. Льок и Бэй выбрали сторожевые посты по соседству, чтобы можно было, сойдясь, шепотом поговорить на родном языке и подменять друг друга на время сна.
Спать приходилось по очереди — один дозорный следил за двумя участками. Но ни в первую, ни во вторую ночь олени не показывались. Недолгий, урывками, сон помогал кое-как коротать ночь, зато дни, наполненные тишиной и ожиданием, казались нетерпеливой молодежи томительно длинными.
Особенно трудно было Бэю. На родине братьев не знали такого промысла. Их стойбище лежало у самого устья широкой и глубокой реки, и оленьи стада, должно быть, проходили далеко стороной. За оленем охотились по двое, по трое, а иногда и в одиночку, удача зависела от быстроты и выносливости ног, от зоркости глаза и меткости руки охотника. А здесь все было по-другому — надо было сидеть, притаившись, на дереве и терпеливо ждать, когда придет стадо. Бэю было скучно, и он сердился.
— Разве наши охотники стали бы прятаться и упускать из-под носа одну добычу ради другой, которая, может, и не появится, — возмущенно шептал он брату.
— Старики говорят, что, если загнать стадо в реку, много можно набить оленей, получить много мяса…
— А разве мало мяса было в том глухаре, что сейчас улетел от меня! — не мог успокоиться Бэй. — Если бы старики не отобрали у нас копья, я никого бы не стал слушаться. Мне стыдно перед глухарем. А сейчас он, должно быть, сидит где-то на ветке и смеется: глупый этот охотник, верно, вовсе не охотник.
Еще через день заскучали и другие. Стали поговаривать: может, стадо выбрало новые броды, где-нибудь восточнее, и они зря сидят на деревьях, словно совы, что ночью не спят, а днем боятся покинуть ветку и только таращат глаза, ничего не видя.
Но на следующее утро братья чутким ухом охотников уловили далекое потрескивание сухого валежника. Конечно, и другие дозорные услышали, как из глубины леса движется стадо, потому что сейчас же от одного сторожевого поста к другому прокатился, постепенно замирая, крик чайки — условный знак: «Идут олени!»
Горе охотникам, если хоть один олень почует человека. В страхе все стадо помчится за метнувшимся прочь животным, и тогда прощай богатая добыча!
Сквозь сеть хвойных ветвей, укрывавших его, Бэй пристально смотрел вперед. Мерная поступь многих копыт слышалась все ближе. В просветах между стволами показался вожак. Высоко подняв рога и насторожив уши, он приостановился, медленно водя мордой и шумно втягивая в ноздри воздух. Но лес казался безмолвным, запах человека заглушался густым смолистым ароматом хвои. Ничто не вызывало тревоги у чуткого вожака. Он спокойно шел вперед, а за ним, беззаботно пощипывая мох, послушно следовало стадо. Еще немного, и олени поравнялись с линией засады. Бэй увидел внизу, прямо под собой, толчею спин, путаницу рогов, услышал шумное дыхание.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77