Филотас, разбуди его и ступай за мной.Именем Филотас мнимый доктор называл своего безумного, который, взяв несколько соломинок, свернул их и положил в рот ребенку.— Джумбо подумает, что ему дают есть, — заметил безумный, делая гримасу. — Не сердись, Джумбо, — это моя манера будить тебя.Приняв порцию пробудительного, Джумбо тотчас же проснулся, встал, и, не говоря ни слова, вылез из телеги и пошел за безумцем. Мы с Тимофеем от них не отставали и, дойдя до харчевни, встретили доктора, торгующего холодное мясо и хлеб, которые он раздели поровну между ребенком и Филотасом, а сам молча отправился далее, держа в зубах свою часть говядины.Мы с Тимофеем посмеялись над ними, пошли умыться и потом за шиллинг прекрасно позавтракали. Через час извозчик готов был ехать, и мы сели в телегу, где нашли уже ребенка и Филотаса, но доктор наш еще не явился. Ожидая его очень долго и не отыскав нигде, мы отправились в путь без него. Извозчик всю дорогу бранил доктора и клялся, что заставит заплатить его товарищей и что впредь никогда не будет связываться с учеными.Продолжая путь, я стал разговаривать с Филотасом, которого нашел действительно глупым до такой степени, что даже жалко было на него глядеть. Я забыл сказать, что Джумбо, который опять заснул, был почти так же одет, как безумец, то есть в засаленной пестрой жилетке и белых шароварах. Помолчав немного, я начал говорить с Тимофеем о докторе, о том, что он исчез и что нам это не совсем нравится, потому что он обещал нас взять с собой. Но вдруг наш разговор был прерван громким криком:— Эй, извозчик! Хочешь ли за шиллинг довезти меня до Ридинга?— Взлезайте, — ответил, торопясь, извозчик.Телега не успела еще остановиться, как уже в нашем обществе очутился новый летучий спутник. Он был одет в платье английского простолюдина, кожаные панталоны и толстые башмаки, имея притом в руке узелок и палку. Он, то есть новоприбывший, улыбнулся, взглянув на наше общество, и выказал свои прелестные белые зубы; на загорелом же лице его выделялись резко большие черные глаза.— Мне кажется, что это фигляры, — сказал он, показывая на товарищей доктора. — А вы, господа, издалека ли едете? — спросил он у нас.— Из Лондона, — был мой ответ.— Что, каков там урожай на репу? Здесь она нынешний год вся почти пропала от засухи.— Я не могу удовлетворить вашего любопытства на этот счет, потому что мы ночью проезжали окрестности.— Это правда, я и забыл. Но по крайней мере, какова рожь? Да вы, может быть, не занимались земледелием?Я ему признался в моем неведении по этой части промышленности, и таким образом у нас завязался разговор о другом предмете, который не умолкал часов около трех. Я ему рассказал о шарлатане-докторе и о том, каким странным образом он от нас исчез.— Я пари держу, что это, наверно, тот самый чудак, который вылечил в наших местах столько народу, — ответил он, и мы начали говорить об его искусстве и образе жизни.— Уверяю вас, что мы его опять встретим, но только узнаете ли вы его?— Как не узнать, — ответил Тимофей.— Ну, положим, что так; а вот различите ли вы деньги, которые я вам покажу?— Различим, — сказали мы оба.— Увидим, ошибаетесь ли вы, или нет.И он вынул из кармана две монеты: гинею и фарсинг; положил одну из них мне в руку, а другую — Тимофею и велел их крепко сжать кулаками, зажмуриться на минуту и не открывать глаз, что бы ни случилось.Едва мы исполнили все его приказания, как услышали голос, который сейчас же узнали.— Эй, извозчик! Что это ты уехал без меня, когда я тебя сторговал за деньги? В мои лета, знаешь, не так-то легко ходить пешком. «Excipenda tamen quaedam stint urbium», то есть: «В старости ноги слабеют, и нельзя на них ходить без костылей».— Вот и доктор! — воскликнул Тимофей с зажмуренными глазами.— Теперь открывайте глаза, но не кулаки, и прежде скажите, что у вас в руках.— Фарсинг, — ответил Тимофей.— Гинея, — ответил я.Мы разжали руки, но в них ничего не было.— Что за черт, где же деньги? — воскликнул я, смотря на Тимофея.— Где доктор? — спросил он с таким же удивлением.— Деньги у доктора в кармане, — ответил наш спутник, улыбаясь.— Где же карман доктора? — спросил его Тимофей.— Здесь, — говорил он, хлопая по своим панталонам. — Вот вы также думали узнать и доктора, как эти деньги.И, к нашему удивлению, он опять заговорил совершенно голосом доктора и с такими же отрывками из примеров латинской грамматики. Мы с Тимофеем все еще удивлялись, а он, приняв настоящий свой голос, продолжал:— Если бы я не знал, что вы хотите получить какое-нибудь место, и если бы не имел в вас нужды, то не открылся бы перед вами. Итак, хотите ли поступить ко мне? Работой вы не будете обременены, а платой останетесь довольны.— Но можем ли мы быть уверены, что наша должность не будет иметь ничего бесчестного? — спросил я.— Будьте покойны, сомнения ваши на этот счет исчезнут совершенно. Я, как и все купцы, стараюсь как можно более выручить с капитала. Я пользуюсь человеческой глупостью, чем живут обыкновенно умные люди.Тимофей толкал меня локтем и моргал, чтобы я согласился на предложение доктора. Подумав несколько секунд, я наконец подал ему руку, говоря, что согласен, но только на сказанных условиях.— Вы не будете раскаиваться; я также возьму и вашего товарища и более для вас, нежели для себя. Мне нужен человек хорошей наружности, ловкий и с вашими познаниями. Но теперь мы не станем более говорить об этом. Кстати, хорошим ли латинским языком мы изъяснялись?— Нет, — ответил я смеясь, — вы мне говорили слова, помещенные в грамматике, а я выбирал все из медицинских книг, так что одно другого стоило.— Так лучше употреблять фразы из грамматики, нежели ваши, которых ученики не понимают.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17