они, очевидно, только что заметили его и не знали, что им предпринять; без сомнения их смутили крики товарищей, но теперь, когда туман рассеялся, они увидели их за скалою и, вероятно, повинуясь какому-нибудь сигналу, решились переправиться через реку. В ту самую минуту, когда они отвязывали челнок, раздались выстрелы; оба индейца упали — они были мертвы. Затем появились двое наших лазутчиков, скрывавшиеся за кустами, и принялись хладнокровно снимать скальпы, не обращая внимания на тучу стрел и яростные крики омбиквов. Этим дело не кончилось: в своей ярости наши враги забыли осторожность и вышли из-за скалы; они представляли хорошую цель, и в ту самую минуту, когда вождь оглянулся, четыре человека упали, пораженные нашими пулями.
Я не в состоянии описать бешеный вопль, последовавший за этим, хотя все события моей первой битвы еще живы в моей памяти. Омбиквы подобрали убитых и ушли к востоку, по направлению к горам, соображая, что только этим путем они могут избежать гибели. Их осталось всего десять человек, и они совершенно упали духом, чувствуя, что вряд ли им удастся вернуться домой.
От наших лазутчиков мы узнали, что шестеро воинов вернулись из поселка и должны находиться где-нибудь в засаде: это определило наш образ действий. Мы вышли из форта по лестницам, оставленным омбиквами, и рассыпались по степи с целью отрезать врагам отступление.
Не буду описывать подробно эту бойню. Омбиквы наткнулись на засаду и потеряли еще четверых; остальные рассеялись по степи, стараясь пробраться в горы. Прежде чем кончился день, они были перебиты, за исключением одного, которому удалось переправиться через реку.
Так кончилось мое первое сражение, в котором, впрочем, я, собственно, вовсе не сражался; хотя враги несколько раз подвертывались мне под выстрел, но мне было жаль лишать их жизни. Как бы то ни было, меня осыпали поздравлениями; отныне Овато Ваниша стал воином.
На другой день я и мои товарищи — я подразумеваю семь человек, прибывших из Монтерэ — оставили станцию и вскоре достигли поселка, где я не был уже три месяца с лишком.
События обернулись лучше, чем можно было ожидать. Мой отец довольно быстро оправился от испытанного потрясения. Наше племя, вторгшееся в южную область кровов, подвергло их суровому наказанию. Наши люди вернулись с полутораста скальпами, четырьмястами лошадей и запасом одеял и табаку, только что выменянных кровами на меха у янки. Кровы были надолго усмирены и обессилены и в этом году не осмеливались показываться за пределами своей охотничьей территории.
Очевидцы смерти князя Серавалле так рассказывали об этом событии.
Спустя несколько дней после моего отъезда в Монтерэ князь с партией шошонов отправился в порт Галль, куда прибыли для него письма и товары из Сан-Луи. Тут он познакомился с одним французским ученым, предпринявшим научную экспедицию в Калифорнию. Француз имел рекомендательные письма к князю от епископа и директора колледжа в Сан-Луи.
Князь оставил своих шошонов в форте, поручив им озаботиться доставкой товаров, а сам отправился с ученым и сопровождавшими его пятью местными охотниками в поселок. На второй день своего путешествия они повстречали сильный военный отряд кровов, но так как шошоны были в мире со всеми своими соседями, то никакой опасности не предвиделось. Однако вероломные кровы, не подозревавшие, так же как и князь, что поблизости находится большая охотничья партия шошонов, решили не упускать случая завладеть без всякого риска, богатой добычей. Они предоставили белым продолжать путь, но следовали за ними на некотором расстоянии, а вечером напали на них на стоянке так внезапно, что те не успели даже схватиться за оружие.
Кровы пользуются дурной славой, как племя воров и разбойников. Они так же трусливы, как жестоки, и нападают на охотников или торговцев только в том случае, когда превосходят их числом по крайней мере вдесятеро. Доказательством их трусости может служить тот факт, что когда однажды Рох, я и молодой француз, по имени Габриэль, наткнулись случайно на стоянку тринадцати кровов и трех аррапагов, они бежали, предоставив нам свои меха, палатки и запас сушеного мяса; только аррапаги пытались оказать сопротивление, причем один из них был убит.
Но вернемся к нашему рассказу.
Очутившись в плену, князь горько упрекал вождя за его предательское нападение. Тот слушал с презрительной улыбкой, ясно показывавшей, что он знает, кто такой князь, и отнюдь не питает к нему доброжелательных чувств. Впрочем, его жадность была сильнее его ненависти, и он спросил, что дадут пленники за свое освобождение. Получив в ответ, что они согласны дать пару ружей, пару коней и сотню долларов, он возразил, что все имущество пленников и без того уже принадлежит ему, что он ожидает большего. Он потребовал, чтобы один из охотников отправился в порт Галль с пятью кровами и приказом принца выдать им шестьдесят одеял, двадцать ружей и десять мешков пороху. Тем временем пленники будут отведены в страну кровов, куда должен быть доставлен и выкуп; когда он будет получен, их выпустят на свободу. Понимая намерения своих врагов и будучи уверен, что раз попав к ним, он уж не получит свободы, князь отказался исполнить это требование, но желая выиграть время, сделал еще несколько предложений, которые, разумеется, были отвергнуты. Наконец, убедившись, что ему не удастся получить больше того, что он захватил, вождь сбросил маску и принялся оскорблять свои жертвы.
— Бледнолицые, — сказал он, — подлые собаки, слишком трусливы, чтобы сражаться с кровами. Они слабее женщин, они прячутся в жилищах шошонов и снабжают их ружьями, так что имея много оружия и военных припасов, это племя сделалось сильным и страшным для всех.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13