На красном поле его флага можно было прочесть славное имя: «Эгмонт».
То было имя мученика, благородная кровь которого смешалась с кровью стольких простолюдинов, убитых Испанией, чтобы освятить и сделать недоступной для иностранцев фландрскую землю.
При виде этого судна, ожидаемого с большим нетерпением, на набережной послышалось много восклицаний:
— Оно идет из Индии, — говорил один старый моряк тоном знатока, — затратило два года на путешествие… и все-таки, посмотрите, в каком оно хорошем состоянии; можно подумать, что паруса и вахты только вчера вышли из магазина Якова Ритера, который, не потому что он мой хозяин, но на самом деле есть лучший продавец этих вещей во всей Голландии.
— О, дело в том, что Петр Корнелиус, его капитан, старый морской волк, — ухмыляясь, сказал другой. — Ну, право же, кажется, что когда он на суше, то чувствует себя столь же неловко, как рыба без воды. Со дня своего рождения он вечно бороздил океан, и песни родины для него не так приятны, как свист циклонов.
Между тем огромное судно, введенное в канал на буксире легким портовым катером, бросило якорь как раз против общинного дома. При посредстве нескольких трапов началась высадка пассажиров.
Каролюс ван Бурен, может быть, тысячу раз видел подобное зрелище, тем не менее, всегда смотрел на него с большим удовольствием.
Действительно, нигде в другом месте нельзя было любоваться столь разнообразным сборищем людей, костюмов и языков. В те времена Голландия была не только торговым рынком, но и страной свободы; в то время, как в Европе повсюду увеличивались гонения на разные религиозные секты, когда Испания и Франция преследовали протестантов, Савойя — вандейцев, а Англия и Швейцария — католиков, земля Вильгельма Оранского принимала людей со всевозможными мнениями и всех наций, требуя от иностранцев лишь уважения к ее законам. Поэтому каждое судно, пристававшее в каком-либо из портов республики, привозило разнообразнейших груз людей: гугенотов, бежавших из Франции, рационалистов, спасшихся от дикого деспотизма женевских кальвинистов, диссидентов, спасшихся от палачей Елизаветы Английской, и еретиков, приговоренных испанской инквизицией к сожжению… Не было также недостатка и в переселенцах, бежавших по другим, совсем не религиозным причинам. Были люди, написавшие пасквиль или какую-либо смешную статью против тогдашних властей и бежавшие в Голландию; у других была плохо окончившаяся для противника дуэль; третьи соблазнили девушку хорошей фамилии или, наконец, просто каким-либо другим образом оскорбили кого-нибудь, имеющего силу при дворе. Были также не столь почтенные переселенцы, бежавшие от отечественных галер, заслуженных тем, что недостаточно привыкли уважать имущество или жизнь ближнего.
Голландия была снисходительна ко всем, ни у кого не спрашивала отчета о прошлом, но требовала от них хорошего поведения и честности в настоящем. Если кто-либо из изгнанников, принятых республикой, совершал какое-либо преступление, то его вешали столь же заботливо, но не больше, как если б дело шло о гражданине Голландии. Но подобные случаи бывали редки: люди, находившие приют в соединенных провинциях, слишком были счастливы своей удачей, чтобы желать бунтовать. А поэтому получалось весьма странное явление, а именно: оказывалось, что сборище наиболее беспокойных и буйных людей Европы в Голландии составляло самое спокойное, самое смиренное и наиболее почитающее законы население. Зачем удивляться этому? Разве мы не видали австралийских переселенцев, эту толпу отборнейших мошенников, собранных со всех английских галер, превратившихся в короткое время в людей порядка, людей работящих и уважающих собственность, людей, создавших наиболее процветающие, самые счастливые и самые честные штаты на свете?
Нет ни одного столь закоренелого злодея, который, будучи перенесен в честную и работящую среду, не мог бы исправиться и стать человеком честным. Бог терпелив; Он хочет, чтобы грешник исправлялся и жил. Почему же люди должны быть неумолимыми и изрекать более бесповоротные приговоры, нежели наш Верховный Судия?
Итак, Каролюс ван Бурен, также с дрожью вспоминавший некоторые трудные шаги на дороге изгнания, смотрел на сходившую с корабля толпу.
Католический патер, бежавший из Англии, шел рядом с кальвинистским священником, с трудом спасшимся от жестоких последователей герцога Гиза. Андалузский дворянин, высказавший не совсем почтительное мнение насчет одного развратного провинциала и приговоренный быть сожженным на ближайшем аутодафе, обменивался веселыми шутками со старым купцом, едва успевшим убежать, когда его обвинили в исповедании ереси Сочино.
Но в особенности одна пара привлекла внимание нашего эшевена; то были мужчина и женщина.
У мужчины были седые волосы, обрамляющие его благородное лицо чудной короной, придававшей ему отпечаток спокойствия и величавости. Его высокий рост, казалось, нисколько не уменьшился под тяжестью лет. Он с юношеским проворством спрыгнул на землю и протянул руку своей спутнице, также легко соскочившей с мостика. Она была гораздо моложе его; если для него уже началась холодная зима жизни, то для нее наступила только блиставшая роскошью и цветущей красотой веселая осень. Глаза ее, блиставшие молодостью, со страстной нежностью останавливались на ее спутнике; невозможно было принять этот взгляд за спокойную привязанность, питаемую дочерью к отцу. Эта женщина, очевидно, любила этого старика как возлюбленного, как мужа. Она была не высока ростом, но невозможно было найти более пропорциональных членов, более грациозных движений, более характерной головы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94