Орлы и белые совы летали, шумно хлопая крыльями.
— О! Скальд, я ловлю тебя на том, что ты преувеличиваешь события. Твоими орлами и белыми совами были чайки и бакланы.
Братья засмеялись и в то же мгновенье поняли, что в них не осталось больше никакой враждебности.
— В тот день решилась твоя судьба, Лейф Турлусон. Большой парус Эйрика Рыжего, возвращавшегося из Гренландии, плыл над морем, как облако. Ты последовал за великим викингом до зеленой земли, затем к Винеланду. Я думаю, Лейф, так было угодно богам. Нужно было, чтобы ты отправился к последней волне моря.
— В нашей семье всегда был один моряк и один поэт, Скьольд. Я последовал за Эйриком туда, где кончается море, ты же избрал трудный путь познания рун. Все как полагается.
Лейф задыхался. Скьольд мягко заставил его положить голову на подушку из шкур.
— Не говори больше, брат. Тебе не терпится приняться за дело, но вспомни — еще сегодня утром ты двигался не больше окоченевшего зимой крота.
— Повинуюсь тебе, но поговори со мной еще! Эйрик и Бьярни трудятся с утра до вечера, чтобы поднять поселок из руин. Намного ли продвинулись работы? И скажи мне еще одну вещь, Скьольд…
Он замялся, как будто усилие, которое требовалось сделать, оказалось чересчур большим. Избегая взгляда Скьольда, Лейф повернулся к Тюркеру.
— Иннети-ки последовала за своим народом в озерный край? Известно ли…
Франк присел на корточки, и его лицо оказалось на уровне лица Лейфа.
— Иннети-ки повинуется законам своего народа, Лейф, как ты подчиняешься законам викингов. А их праздник белого времени года, должно быть, похож на наш зимний праздник. Позднее именно ты, Лейф, убедишь свою жену почитать богов твоего дома, но тебя не было, а все ее родные отправлялись в путь.
— Она не могла оставаться на острове одна с ребенком, — прошептал Скьольд.
— Вождь Виннета-ка заботится о ней и о маленьком Эйрике, — твердо произнес Тюркер. — Разлука — тяжкая вещь, Лейф, но ты несешь самую легкую часть бремени. Ведь ты знаешь, что твоя жена и сын живы, тогда как Иннети-ки считает тебя навек пропавшим.
— Нужно послать к ней, Тюркер. Чтобы она хоть знала, что я вернулся.
— Эйрик займется этим, Лейф… Клянусь Тором, нужно сказать ему о тебе… Он для тебя как отец…
Тюркер приподнял шкуру, закрывавшую вход в хижину.
— Эйрик Рыжий, Бьярни Турлусон и вы все, слушайте меня внимательно… Слушайте… Лейф вновь обрел счастье жизни! Лейф зовет вас всех.
Со своего ложа из шкур Лейф услышал шум, поднявшийся в лагере, как только смолк стук топоров.
Заледенелая земля звенела под ногами, как щит.
Огромный силуэт Эйрика Рыжего первым обрисовался в неясном свете сумерек.
— Лейф, Лейф, мой мальчик!
Эйрик вошел столь стремительно, что сорвал шкуру, прикрывавшую вход. Он и не пытался скрыть волнение. Его широкая грудь вздымалась, как мехи Бьорна Кальфсона Кузнеца.
— Лейф, Лейф, мой мальчик! Мы отпразднуем, как подобает, твое возвращение к жизни. Хоть раз этот дьявол Тюркер не солгал. Клянусь троллями, у нас нет недостатка в хорошем пиве, и наши возлияния будут приятны богам.
Он тряс Лейфа за плечи.
— Ах! Викинг, я же знал, что ты не умрешь. Ты нам слишком нужен на новой земле. Ты останешься доволен нашей работой. Через два дня ты сможешь войти в заново отстроенный Длинный Дом. Мы назвали его Домом Лейфа. Мы поставим семь амбаров и хлев для коров и быка, которых привезем в следующий поход, и конюшню.
— И ригу для пресса, — проворчал Тюркер.
— И ригу для пресса, а если потребуется, и зал для игры в мяч. Нужно смотреть на вещи широко. Мы — из расы завоевателей, и наше продвижение на запад отмечено городами и стройками.
Эйрик говорил бы до утра, если бы этот поток красноречия не прервал Бьярни Турлусон.
— Все это хорошо, но только спросили ли вы у Лейфа, не хочет ли он есть? Омене-ти убил медведя, а нет ничего лучше медвежатины, чтобы восстановить кровь.
— Я и вправду голоден, — сказал Лейф, — и чувствую, что способен проглотить медведя целиком.
Хижина быстро заполнялась народом, и снег, прилипший к меховым кафтанам, таял и образовывал лужи на земле.
— Так сейчас идет снег! — удивился Лейф.
Все мужчины разом разразились смехом, а Эйрик весело хлопнул Лейфа по плечу — тот вскрикнул от боли.
— Снег идет с тех пор, как мы вернулись с острова гэлов. Я никогда не видел столько снега даже в Исландии. Небо — корзина со снегом, а земля, Лейф, сплошь покрыта следами. Они перекрещиваются под покровом леса во всех направлениях. Винеланд — самая великая и самая богатая дичью страна на земле. Лисица охотится за белой куропаткой, волк — за зайцем и снежным кроликом, лось убегает, когда воет волк, а дыхание медведей в холодное утро дымится над полыми пнями, куда они забиваются, чтобы поспать. Не говоря уже о белках, бобрах и бесчисленных береговых птицах. Ты увидишь все это по-новому, Лейф. Омене-ти утверждает, что лес так тянется до озер, а за озерами начинается снова и что когда по нему идешь, теряешь счет дням и ночам.
— До озер, — задумчиво произнес Лейф.
Все они понимали, что его мучило. Эйрик положил руку на кисть раненого.
— Иннети-ки и маленький Эйрик вернутся весной с племенем манданов.
В глазах Лейфа сверкнул жестокий огонек.
— Я не смог бы дожидаться до весны, Эйрик. Моя жена и мой сын должны жить под моей крышей и по нашим законам.
— Вдоль реки снег достигает высоты стрелы, Лейф. Невозможно шагать день и ночь по этой глуши.
— От мороза снег затвердеет.
— Но тогда великая стужа опустится на землю, и ветер станет колючее льда, острее железа. Нужно подождать до весны, Лейф. Да и дороги тебе не найти.
— Меня бы провел Омене-ти.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36