Мистер Брамбл отличается крайней деликатностью душевной, равно как и телесной. Мне рассказывал доктор Лыоис, что дядюшка дрался однажды на дуэли с офицером конной гвардии, который по малой нужде остановился в парке у стены, когда дядюшка проходил мимо вместе с леди. Кровь у дядюшки вскипает всякий раз, при каждой дерзкой или жестокой выходке, даже если это его нимало не касается, а неблагодарность доводит его до скрежета зубовного. С другой стороны, рассказ о благородном, человеколюбивом, добром поступке вызывает на глазах его слезы умиления, которые он часто с великим трудом пытается скрыть.
Вчера некий Паунсфорд разослал приглашения на званый чай. Этот человек в течение долгого времени терпел невзгоды и уехал за границу; и вот судьба, порешив вознаградить его за прежнюю свою немилость, сразу вознесла его на вершину благополучия. Он появился из тьмы и предстал в сверкающей мишуре. Мне не приходилось слышать, чтобы он совершал поступки, почитаемые законом бесчестными, либо что богатство сделало его надменным и недоступным; напротив, он изо всех сил старается казаться приветливым и любезным. Но, по слухам, он очень избегает прежних своих друзей, которые слишком грубы и неотесаны, чтобы появиться среди теперешних его блестящих знакомых, а также не любит встречаться со старыми своими благодетелями, коих человек честный с радостью признал бы. Как бы то ни было, но он пригласил к себе столь многочисленное общество, что когда мы с дядюшкой пришли вечером в кофейню, там никого но было, кроме одного только пожилого человека, сидевшего у камина и читавшего газеты. Мистер Брамбл уселся рядом с ним и сказал:
— По дороге в кофейню такая давка и столько портшезов, что мы с трудом прошли. Я предпочел бы, чтобы эти любимцы фортуны нашли более похвальный способ тратить свои деньги. Мне кажется, сэр, что вы так же мало любите сии развлечения, как и я?
— Я бы де сказал, что у меня есть большая охота до сих развлечений, — ответил джентльмен, не отрывая глаз от газеты.
— Простите, что я перебиваю вас, мистер Серл, — сказал дядюшка, — но мне крайне любопытно узнать, получили ли вы приглашение?
Его собеседник, по-видимому, был весьма удивлен таким вопросом и молчал, словно обдумывая, что ответить.
— Знаю, мое любопытство можно почесть дерзостью, — продолжал дядюшка, — но у меня есть особливые причины просить вас дать ответ.
— В таком случае, — сказал мистер Серл, — я не стану колебаться и удовлетворю ваше желание: нет, я не получил приглашения. Но позвольте мне, в свою очередь, спросить, каковы у вас основания полагать, будто я должен был получить приглашение от джентльмена, который созывает гостей на чай?
— Основания у меня есть, сэр! — воскликнул мистер Брамбл не без волнения. — И я больше чем когда-либо уверен, что сей Паунсфорд — человек презренный!
— Сэр, я не имею чести вас знать, — сказал собеседник, откладывая газету, — но ваши слова таинственны и нуждаются в пояснении. Особа, о коей вы отозвались столь пренебрежительно, — джентльмен, который пользуется весом в обществе… А у меня могут быть веские причины заступаться за него…
— Ежели бы я не был уверен в противном, — сказал дядюшка. — я не зашел бы так далеко…
— Позвольте же мне заметить, сэр, — незнакомец повысил голос, — вы в самом деле зашли слишком далеко, отзываясь так…
Тут дядюшка перебил его, брюзгливо спросив, неужто в наши дни он такой Дон Кихот, что готов вызвать на поединок в защиту человека, который отнесся к нему с такой неблагодарностью и с таким пренебрежением.
— Что до меня, — добавил дядюшка, — то я не стану с вами ссориться из-за сей персоны, а мое мнение о нем в узнано столь же моим уважением к вам, сколь и презрением к нему…
Мистер Серл снял очки, всмотрелся в дядюшку и сказал более мягко:
— Конечно, я очень признателен… Ах! Мистер Брамбл! Теперь я вас узнал, хотя мы не виделись столько лет…
— Мы знали бы друг друга лучше, — ответил дядюшка, — если бы наши отношения не прервались из-за недоразумения по вине этого самого… Но это неважно… Я вас уважаю, мистер Серл, и вы можете располагать моей дружбой…
— Такое приятное предложение не отклоняют, и я от всего сердца принимаю его, — сказал мистер Серл, — а потому, прошу вас, переменим предмет нашей беседы, ибо он слишком для меня деликатен.
Дядюшка признал, что он прав, и разговор перешел на другие темы. Мистер Серл провел у нас вечер, показал себя человеком умным и даже занимательным, но по характеру был скорее склонен к меланхолии.
Дядюшка говорит, что он человек незаурядных способностей и безусловной честности; что его состояние, которое и так было невелико, сильно пострадало из-за его чрезмерного великодушия, которое он выказывал даже вопреки рассудку в пользу людей недостойных; что он спас Паунсфорда от нищеты, когда тот лишился и денег, и доброго имени; что он защищал его с великой горячностью, порвал с некоторыми друзьями и даже обнажил свою шпагу против моего дядюшки, у которого были особые основания сомневаться в честности упомянутого Паунсфорда; что без помощи и поддержки Серла тот никогда не смог бы, благодаря одним только счастливым обстоятельствам, вознестись на вершину благополучия; что Паунсфорд в первом порыве радости написал из чужих стран многим из тех, с кем переписывался, письма, в которых признавался в самых теплых выражениях, сколь многим он обязан мистеру Серлу, и заявлял, что готов отдать себя в полное распоряжение своего лучшего друга; что, несомненно, он давал такие же обещания и самому благодетелю, хотя последний никогда об этом не говорил, но с течением времени эти тропы и фигуры риторики вышли из употребления;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149