Но сие есть праздные рассуждения, которые никогда не осуществятся. Размышляя о нравах нашего времени, можно только удивляться тому, что видишь какое-то учреждение, созданное для блага общества. Дух партий породил какое-то безумие, неведомое в прежние времена, или, вернее, способствовал вырождению, которое сказалось в полном забвении честности и справедливости. Я в течение некоторого времени следил за тем, как газеты превратились в гнусных проводников ужаснейшей и бесстыдной клеветы. Любой злобный мошенник, любой отъявленный смутьян, который имеет возможность истратить полкроны или три шиллинга, может укрыться в толпе газетных сплетников и нанести смертельный удар первому лицу в королевстве, не рискуя ни в малейшей степени быть обнаруженным и понести возмездие.
Я познакомился с неким мистером Бартоном, коего Джерри знал в Оксфорде; неплохой человек, хотя он и нелепо заблуждается в своих политических убеждениях, но в его пристрастиях нет ничего оскорбительного, ибо они не выражаются в обидной и грубой форме.
Он член парламента и сторонник двора, и его разговор вращается вокруг добродетелей и совершенств министров, каковые являются его покровителями. На днях, когда он осыпал одну из сих знаменитостей тошнотворными похвалами, я заметил ему. что в одной из газет отзываются об этом самом вельможе совсем иначе, а именно так его клеймят, что ежели бы половина из всего написанного была правдой, то он не только должен был бы расстаться с властью, но и с жизнью; эти обвинения, прибавил я, повторяются без конца и пополняются новыми примерами, и раз он не предпринял никаких шагов в свое оправдание, то я готов думать, что его обвиняют не без оснований.
«А какие шаги, по вашему мнению, сэр, он должен предпринять? — спросил мистер Бартон. — Предположим, вы возбудите дело против издателя, прикрывающего анонимного обвинителя, и за клевету выставите его у позорного столба; но это нисколько не считается наказанием in terrorem и скорей всего будет споспешествовать его успеху. Толпа немедленно берет его под свое покровительство как одного из мучеников по делу о клевете, а их она всегда защищает. Толпа платит за него пеню, с ее помощью он обогащается, покупатели толпятся в его лавке, и спрос на его газету возрастает в соразмерности с тем скандалом, которому она уделила место. А все это время обвинителя поносят, как притеснителя и тирана, за то, что он принес жалобу, которая почитается обидой. Если же он начнет дело об убытках, он должен доказать, что понес убытки, а посудите сами, сколь будет запятнано доброе имя джентльмена и сколь повредит клевета его видам на будущее, если он не сможет точно указать, какие именно убытки он понес.
Это дух клеветы — нечто вроде ереси, которая распространяется благодаря преследованиям. Свобода печати — эти слова обладают огромной силой и, подобно словам протестантская религия, часто служат целям мятежа. Министр, стало быть, должен вооружиться терпением и безропотно выносить такие атаки. Но каким бы злом они ни являлись, в одном отношении они приносят пользу правительству: эти клеветнические статья способствуют размножению газет и их распространению в такой мере, что налог на них и на объявления является значительным подспорьем государственных доходов».
Разумеется, любезный Льюис, честь джентльмена — слишком деликатное понятие, дабы ее можно было вверить присяжным, которых никак не назовешь людьми, отличающимися умом и беспристрастием. В таких делах его судят не только равные ему, но и его партия, и я считаю, что из всех патриотов самым твердым является тот, кто отдает себя на такое поношение ради своей родины. Ежели невежество и пристрастие присяжных не обеспечивают джентльмену защиты закона против клеветы в газетах и памфлетах, то я знаю только один способ возбудить дело против издателя, связанный, правда, с риском, но, на моей памяти, примененный не раз с успехом.
Какая-то газета оповестила, что один из кавалерийских полков вел себя недостойно в сражении при Деттингене, и капитан этого полка исколотил издателя, заявив при этом, что если тот обратится в суд, то все офицеры почтят его таким же образом. Губернатор *** получил такое же удовлетворение, переломав ребра автору, поносившему его имя в какой-то газете. Я знаю одного подлого парня из той же клики, который, будучи изгнан из Венеции за наглость и бесстыдство, уехал в Лугано, городок в Гризонсе, населенный свободным народом, — черт возьми! — где нашел печатный станок и откуда стал поливать грязью некоторых почтенных лиц в республике, которую вынужден был покинуть. Кое-кто из этих лиц, убедившись, что он находится за пределами досягаемости закона, нанял полезных людей, которых можно найти в любой стране, и те отдубасили писаку палками; это повторялось несколько раз, покуда он не прекратил изливать поток оскорблений.
Что до свободы печати, то, как любой другой привилегии, ей следует положить границы, ибо ежели она приводит к нарушению закона, к угашению любви к ближнему, к оскорблению религии, то становится одним из величайших зол, какие когда-либо обрушивались на общество. Ежели последний негодяй может невозбранно поносить в Англии ваше доброе имя, то можете ли вы, положа руку на сердце, возмущаться Италией за обычные в этой стране убийства? К чему же защищать наше имущество, ежели наше доброе имя остается без защиты! Раздраженные сим обстоятельством люди приходят в отчаяние, а отчаяние, вызванное невозможностью сохранить доброе имя не запятнанным каким-нибудь мерзавцем, порождает равнодушие к славе, и, таким образом, исчезает главная побудительная причина добрых дел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149