— Великий господин, духи гор разгневаны.
— Скорее благосклонны, ведь лавина прошла стороной. Вперед! — безразличным тоном отозвался инка.
Они шли, вернее, ползли, цепляясь за отвесную скалу, потеряв всякий счет времени. День, вероятно, был уже в самом разгаре, однако солнце не могло прорвать серую пелену, я трудно было даже понять, где оно находится. Мгла по-прежнему закрывала все вокруг, словно в предрассветную пору.
В том месте, где карниз расширялся настолько, что можно было даже присесть, Синчи остановился.
— Самое страшное позади. Теперь будет легче. Может быть… может, пожевать немного листьев коки?
— Ты всегда жуешь листья коки? — с нескрываемым презрением спросил инка. — Не можешь без этого жить?
— Нет, нет, — живо запротестовал Синчи. Он вспомнил о своих раздумьях, однако постыдился рассказать инке об этом. — Я не люблю коку. Хотя все часки жуют ее. Гонцу нужна выносливость, приходится бегать ночами, в мороз… Но я не жую коки.
— Это твое дело! — коротко оборвал его Кахид
— А ты, великий господин? Ты не привык к нашим горам, а листья коки придают силы…
Он смутился, встретив холодный, бесстрастный взгляд ловчего, и поспешно спрятал в сумку связку листьев.
Кахид присел на каменный выступ. Отдыхая, он сосредоточенно думал. Верно учат жрецы: не следует объяснять простому народу, покоренным племенам, когда кока — это благословение богов, а когда — несчастье. Пусть себе жуют листья, пусть будут послушны, пусть трудятся в поте лица.
Внезапно Синчи вскочил и схватился за дротик. На склоне горы в серой клубящейся мгле что-то зашуршало.
На мгновение воцарилась напряженная, ничем не нарушаемая тишина, наконец на самом краю пропасти, почти рядом с путниками послышались топот, свист, фырканье и тотчас же замерли, растаяв во мгле.
— Что это было? — спокойно спросил Кахид.
— Вигони, великий господин! — Синчи от волнения забыл о своем страхе перед лавиной и уже громко продолжал: — По тропе шли вигони! А это значит, что буря миновала и скоро подует теплый ветер! Охота будет удачной, великий господин.
— Все должно быть удачным, все, что делается по велению сына Солнца, — торжественно ответил ловчий.
Прежде чем они достигли второго перевала, туман поредел, приобрел золотистый оттенок и рассеялся, обнажив уступы скал. Теперь отчетливо видна была пропасть, обрывающаяся у их ног. Наконец туман исчез окончательно, словно отдернули занавес. Только вдали над первым перевалом еще тянулись легкие, тающие облака.
Синчи обернулся, смерил взглядом пропасть и узкую тропку, по которой они прошли, и покачал головой.
— Хорошо, великий господин, что тучи скрывали это от наших глаз. Страшная дорога.
Инка равнодушно пожал плечами.
— Ты думаешь, я испугался бы? Или, по-твоему, я не знал глубину этой пропасти?
— Ты все знал, великий господин.
— Разумеется. Разве ты не заметил, что я несколько раз бросал в пропасть камни? Они мне сказали, насколько она глубока.
— Я видел, великий господин, но подумал, что эти камни — твои уаки.
— Разве камни или звери еще где-нибудь почитаются как божество? — Инка испытующе поглядел на бегуна. — Отвечай, что тебе известно об этом?
— О да, великий господин. В долине за Силустани обитает племя, которое почитает кондора. Для них каждое перо этой птицы — святыня, уака.
— Племя? — инка слегка поморщился, и Синчи тотчас же поправился.
— По велению великого инки Пачакути это теперь обычное селение. Но они по-прежнему поклоняются кондору.
— Хм, а что тебе известно о тех, что поклоняются камням? Есть ли такие в этих горах?
— Вероятно, есть, но мне не доводилось встречать их. Они далеко, над Уальяго. Их боги — камни, похожие на зверей.
Ловчий что-то буркнул в ответ, из чего Синчи разобрал лишь одно слово «Капакабоне», и молча двинулся в путь.
Синчи даже и не догадывался, о каких важных вещах он заговорил. Борьбу с остатками прежних культов, как, например, с обожествлением камней, особенно распространенным в Капакабоне над озером Титикака, жрецы официального культа Солнца считали задачей первостепенной важности, и в этой борьбе они ни перед чем не останавливались. Когда слова, сказанные Синчи, достигнут ушей высших жрецов, половина жителей из окрестностей Уальяго будет тотчас же переброшена в другой конец страны, и там они, как переселенцы, смешаются с чужими племенами.
Путники устроили короткую стоянку только на втором перевале и подкрепились сушеным мясом. Воздух стал прозрачным, точно его омыло предрассветным туманом, и с высоты, на которой они находились, открывался великолепный вид на город.
Силустани вырисовывалась уже достаточно отчетливо. Крепость и город находились на плоской вершине скалы, на вытянутом отроге основного хребта, высоко вздымаясь над долиной. Река у подножия скалы образовывала крутой изгиб, отступая перед твердостью гранита.
Солнце уже поднялось над горными вершинами, и в прозрачном воздухе отчетливо виднелись дома, стены, массивные круглые башни и единственные ворота у обрывистого склона горы.
— Говори! — коротко приказал Кахид, вытаскивая из сумки свое узелковое письмо и принимаясь медленно и тщательно перебирать его пальцами.
Синчи глядел на него с удивлением.
— О чем ты хочешь знать, великий господин?
— Говори все, что знаешь. Называй каждый дом. Тебе, видимо, знаком этот город.
— О, конечно, великий господин. Вон то высокое здание с новой светлой крышей — храм Солнца. Эта долина славится своим плодородием, здесь много жителей, поэтому храм этот очень богат.
Пальцы инки задержались на каком-то узелке. Он кивнул головой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98