Даже наш преподобный… — Он оборвал фразу, метнув быстрый взгляд на секретаря, который тоже как-никак был священником, и закончил со значительным видом: — Не это самое важное. Посмотри на золото! Несут его. Это правда. Но откуда его берут? Я их заставлю показать золотые рудники. Какие богатства, наверное, там! Пусть мне придется согнать туда всех язычников и замучить их до смерти, — я получу эти богатства. Получу! Наместник вновь открытых земель! Какой смысл имеет титул, если нет золота!
Секретарь понимающе склонил голову. Он глядел на груды золота с показным равнодушием, лишь па щеках у него появился слабый румянец.
— Верная мысль. Действительно, нужно найти источник этой реки сокровищ. Мы избежали бы долгой, изнурительной борьбы и окончательно подчинили бы себе их короля. Мудрое намерение. Но удастся ли его осуществить? Выдадут ли краснокожие свою тайну? Как мне говорил Фелипилльо, они считают золото святыней, слезами бога Солнца.
— Ну, так мы заставим этого бога долго и горько плакать. Пусть только Фелипилльо выведает, кто из инков Знает, где находятся рудники, а уж я выколочу из них остальное. Хе-хе, даже камень можно заставить говорить. В конце концов я считаю, что, когда мы уберем царька, все будут достаточно напуганы.
Пикадо бросил взгляд на двери, за которыми находилась стража, и понизил голос.
— Так, видимо, и будет. Осудить его и уничтожить необходимо. Но, ваша честь…
— Что такое? Выкладывай все!
— Речь идет о виде казни. Хм, сожжение на костре — страшная смерть и притягательное зрелище. Но — я говорю сейчас о наших солдатах, а не об индейцах — не слишком ли связан этот род наказания, хм, с деятельностью святой инквизиции? Светская власть вешает, рубит головы, четвертует, однако не прибегает к сожжению. Не кажется ли вам, что наши люди, даже самые недалекие, могут подумать, что короля индейцев приговорила к смерти и казни инквизиция, и что, выходит, церковь и здесь более могущественна, нежели светская власть? А это может вызвать, хм, некоторые осложнения… Ведь преподобный падре Вальверде уже утверждал, что золото из языческих храмов должно целиком поступать в церковную казну.
Он незаметным движением ноги подвинул к себе резной светильник из храма. Писарро злобно отбросил его назад в общую кучу.
— Золото из храмов? Здесь его половина! Даже больше! А до главных храмов мы еще и не добрались. Хороши разговорчики. Но ничего не выйдет. Церковь будет получать десятину и ни грана больше! Ты, Пикадо, прав. Все твои слова — истинная правда. Но как нам поступить? Преподобный Вальверде приговорил к смерти этого язычника? Хорошо! Но ты, Пикадо, крестишь его, а тогда я, как наместник, назначу Атауальпе более легкую казнь. И его просто-напросто удушат гарротой.
На сухой, аскетической физиономии секретаря промелькнула слабая улыбка. Руки дрогнули, словно ему захотелось удовлетворенно потереть их. Однако священник лишь послушно склонил голову.
— Это очень своевременный шаг, ваша милость. Я тотчас же побеседую с этим язычником. Мне необходим переводчик…
Последнее слово он подчеркнул и оборвал фразу, так и не закончив ее. Писарро, который как раз вытянул из груды золота самый большой самородок и внимательно сравнивал его цвет с цветом других слитков, поднял голову.
— Переводчик? Ах, Фелипилльо? Конечно, это прохвост, но другого у нас нет.
— Я сам усердно изучаю речь этих дикарей, ваша милость, — скромно отозвался Пикадо. — Однако это трудный язык. Но я уже понимаю его настолько, чтобы с недоверием относиться к Фелипилльо: он не всегда верно переводит наши распоряжения. Я заметил, но это, быть может, не так уж важно…
— Говори!
— Я заметил, что индейцы слишком низко кланяются ему, а некоторые даже падают ниц, словно перед повелителем. Мне кажется, что он называет себя их властелином, которому мы, испанцы, покровительствуем. И к тому же он вымогатель.
Писарро рассмеялся.
— Вот ловкач! Юн прошел неплохую школу, имел достойный пример в Панаме. Но я его приструню. Посмотрите-ка на этого хама! Власти ему захотелось! Пикадо, ты должен быстрее изучить язык этих дикарей!
Он недоверчиво взглянул на секретаря, который стоял, скромно потупив взор. Быть единственным, неконтролируемым переводчиком — это действительно открывает почти неограниченные возможности. Может быть, у его уважаемого секретаря что-то свое на уме? Ничего, подожди, братец!
— Но одного переводчика недостаточно. Надо, чтобы еще кто-нибудь быстро изучил язык. Хм, например, дон Родриго Моралес…
Он произнес имя одного из тех немногих своих сподвижников, в честности которых не сомневался. Секретарь, вероятно, понял смысл этого распоряжения, но отозвался спокойно, возведя глаза к небу:
— Ведь дон Родриго уже мертв.
— Правда. Я забыл об этом. Отслужите, падре, мессу за упокой его души. Плохо, что он мне вспомнился таким образом. Вероятно, душа его мучается в чистилище…
— Я позволю себе напомнить, что убийцы дона Родриго еще не разысканы и не наказаны.
— Но мы повесили десять первых попавшихся индейцев для острастки. А теперь следствие ведет сеньор Альмагро. В его усердии сомневаться не приходится. Он любил дона Родриго и так допрашивает индейцев, что их крики слышны даже здесь.
— Упорство этих язычников больше походит на кощунственную ересь, — вздохнул Пикадо, направляясь к дверям.
— Подожди! Я еще не кончил. Если не дон Родриго, то кто же может стать переводчиком? Божья матерь Севильская, неужели же больше никому я не могу здесь доверять? Дон Педро де Кандиа? Честный, однако стар. Такого уже не обучишь. Молодой Диего де Альмагро?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98