Он не думал, что когда-нибудь снова захочет увидеть восточное обжигающее солнце, неровный пустынный ландшафт с голыми холмами и скалистыми ущельями. Ему там нечего делать. При Арзуфе христианские войска одержали славную победу, но им так и не удалось проложить себе дорогу к Иерусалиму. Численность армии Ричарда сильно сократилась, крестоносцы снова затеяли вражду между собой, и через год нерешительного наступления турки и христиане решили заключить мир.
За этот год Ричард покрыл себя громкой славой. Конечно, истории, ходящие о нем в обществе, были сильно приукрашены, поскольку всякое знаменитое имя, в конце концов, обрастает легендами. Но он и впрямь творил чудеса на полях сражения, даже если взять последнюю битву при Акре, где он заставил отступить целую турецкую армию всего лишь с маленькой горсткой рыцарей.
Филипп был в числе этих воинов и единодушно признавался одним из самых выдающихся христианских рыцарей. И его имя всегда упоминалось с уважением, как только речь заходила о крестовых походах и Святой земле. Его знание арабского и турецкого языков сделали его совершенно незаменимым для Ричарда человеком во время ведения переговоров о мире. Филиппу суждено было еще раз встретиться с Саладином, теперь уже при совсем других обстоятельствах, и этот человек, такой же храбрый и доблестный полководец, как Ричард, осыпал его почестями и богатыми дарами. Лошадь, на которой сейчас ехал Филипп по английской равнине, тоже подарок султана.
Мирный договор явился лучшим из того, что Ричард мог сделать для всего христианского мира. Иерусалим остался в руках турок, но христианским пилигримам было разрешено посещать могилу со Святыми Мощами. Баронам Святой земли достались все главные порты, а военные ордена по-прежнему владели огромными замками в сердце сельджукского государства.
Заключив договор с Саладином, Ричард поспешил в Англию, горя нетерпением снова оказаться в родной земле, и, чтобы быстрее добраться туда, избрал самый короткий маршрут – по суше, через Германию. Но там он был захвачен в плен своими недругами и заключен в темницу. Теперь они требовали огромный выкуп за его освобождение.
Когда было заключено перемирие с турками, Филипп навестил Бланш-Гарде. Замок оказался почти полностью разрушен сарацинами, и на месте старой крепости он нашел лишь груду камней. Но Филиппу удалось достать из тайника сундук отца, и его содержимое, вместе с жемчугом Усамаха, сделало его очень богатым человеком. Он приплыл во Францию и, двигаясь на север, без всяких приключений добрался до Нормандии, где Жильбер встретился со своим семейством, а потом они вместе переправились через пролив в Англию.
В Норхем, новое поместье Филиппа, они прибыли через три дня. Это было очень красивое и богатое поместье с удобным помещичьим домом, и Филипп, осматривая просторные комнаты, мечтал о том, как здесь будет уютно, когда сюда доставят мебель, привезенную им с Востока. Толстый ленивый управляющий совсем запустил дом, и теперь здесь царил полный хаос. Но Филипп, за неделю осмотрев свои владения, сумел приструнить распустившихся в отсутствие хозяина слуг. Он сказал им, что вернется через полгода, и ясно дал понять, что им грозит, если к моменту его приезда в поместье не будет наведен порядок.
Жильбер всюду следовал за своим другом, с удивлением находя в нем несомненное сходство с сиром Хьюго.
В Беркли им пришлось провести целых две недели, поскольку Уильям ни за что не хотел отпускать их, пока не показал им все поместье, не представил их всем своим соседям и не устроил охоту в самых лучших лесах. Он загорелся желанием перестроить свой замок, чтобы он стал похож на крепости Святой земли, с их неприступностью и внутренним комфортом и роскошью.
– Пусть попытается, – сказал Филипп после первой ночи, проведенной в Беркли, стоя посреди комнаты, в которой их разместили с Жильбером. – Ведь даже слуги в Бланш-Гарде жили в лучших условиях, чем эти!
Жильбер же не сказал ничего. Он лишь с улыбкой наблюдал, как Филипп осматривает голую и неуютную комнату. Округлой формы, она повторяла контуры башни, в которой располагалась. На каменном полу ничего не было, кроме нескольких охапок соломы в углу, и по запаху, исходящему от них, Филипп понял, что они пролежали здесь уже не один месяц. Каменные стены оказались покрыты тяжелыми каплями влаги. Сквозь три узких окна в комнату пробивались полоски тусклого света, а низкий потолок довершал эту мрачную картину. Над большим камином поднимался дым, и Филипп закашлялся, глотнув смрадных паров и решив, что, в конце концов, жизнь в Англии тоже имеет свои недостатки. Он обвел взглядом помещение, поискав, куда бы повесить плащ. У двери в стену между камнями было вбито несколько деревянных колышков. Набор мебели ограничивался двумя стульями, парой скрипящих от старости деревянных кроватей и огромным сундуком.
В эту минуту к ним вошел Льювеллин, принесший горячей воды. Он также с брезгливостью осмотрел комнату и громко чихнул.
– Да, мы к этому не привыкли, мой господин, – заметил он. Поймав на себе быстрый взгляд сверкнувших гневом глаз Филиппа, он поспешил скрыться за дверью.
Все же они с грустью в сердце покинули дом Уильяма: Филипп с Жильбером уже успели привязаться к добродушному толстяку. Правда, расставались они ненадолго. Филиппу предстояло часто ездить из Лланстефана в Норхем – ведь теперь он был владельцем двух поместий, – и, конечно, он будет каждый год заезжать и в Беркли.
Пока друзья путешествовали по Англии, наступила осень. Зеленая живая земля меняла свои краски; в густых влажных лесах начинался листопад.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101