Вождь что-то проворчал, и тут же три воина подошли к Джанни и сняли его с ветки. Он упал и, поскольку руки у него остались связанными за спиной, ударился щекой. А потом путы у него на руках тоже разрезали. Теперь Ромбо лежал на земле; кровь огнем приливала к его конечностям.
— Показать!
Ему сунули пистолет — его собственный.
Он запустил руку в карман, где, к счастью, несмотря на все, что над ним вытворяли, оставался его поворотный ключ. Джанни отвернул гайку, крепившую курок, и поднял полку.
— Это.
Он указал на свою сумку, которую уже принесли с берега и обыскали. В нее небрежно бросили обратно пакет пороха, запасные пули и материал для пыжей. Сумку подали, и, несмотря на дрожь в руках, он сумел запихнуть в пистолет пулю и пыж и забить их.
У молодого человека начал складываться план. Он знал, что у него будет всего один шанс — иначе, продемонстрировав свое умение, он вскоре снова повиснет на дереве вниз головой, над костром. Но чтобы столь дерзкий план осуществился, ему требовались оба пистолета.
Судорожно сглотнув, Джанни указал на второй, прижатый к груди вождя. В суженных глазах индейца юноша разглядел неуверенность и вместе с тем расчет. Тогда он просто указал на собственный пистолет и кивнул.
Ему вручили второе оружие, и Джанни снова пустил в ход ключ. Открыв полку, он сделал вид, что перекладывает часть пороха из одного пистолета в другой. Потом Джанни медленно и спокойно зарядил второй пистолет, с помощью ключа закрепил зубчатое колесико у спуска обоих. Когда колесики щелкнули, указывая на готовность, молодой человек набрал в грудь побольше воздуха.
Томас оторвал взгляд от зарядки пистолетов только для того, чтобы посмотреть на молчащего воина, продолжавшего терзать Анжелема, и привлечь его внимание к себе. Однако заработал только пощечину. Тем не менее, услышав щелчок второго пистолета, иезуит снова перевел взгляд на мучителя. Он догадывался, что собирается сделать Джанни. Он понимал, что тому понадобится секундная помеха. И когда Джанни выпрямился, Томас Лоули изо всех сил закричал:
— Иисусе, Спаситель!
На долю секунды все взгляды обратились к нему. Все — но только не взгляд Джанни. Он уставился на воина, находившегося рядом с висящим иезуитом, — молчаливого молодого индейца. Тот медленно выпрямлялся, и палка, которую он извлек из уха Анжелема, вся была залита кровью парнишки.
Джанни нажал на крючок. Зубчатое колесико провернулось, выбив искры из куска железного колчедана. Искры упали на полку. Порох вспыхнул, раздался рев — и свинцовая пуля вылетела из дула, проделав дыру в лице воина чуть ниже глаза. Все так же молча он повалился на Томаса и скользнул по его телу на землю.
Джанни не видел падения врага, потому что уже поворачивался. Шагнув вперед, он прижал дуло второго пистолета ко лбу вождя и произнес два слова:
— Огненная палка.
Мгновение никто не шевелился. Мгновение тишина на поляне была почти полной: единственным звуком было трение веревок о ветки, на которых висели шестеро пленников. Джанни удивился тому, что его рука, держащая пистолет и вжимающая его в лицо вождя, уже не дрожит. А потом он вспомнил, почему это так. Убивая во имя Иисуса, он всегда успокаивался.
Затем Джанни услышал, как на луки накладывают стрелы, как скрипит напрягаемое дерево. Карие глаза напротив него не опускались, продолжали смотреть спокойно. В них не было тревоги, хотя они сощурились, когда дуло только прижалось к его лбу. Теперь они вновь открылись широко, и Джанни разглядел в них нечто похожее на улыбку. Вождь что-то сказал. Джанни почувствовал, как десять воинов, чьи луки были натянуты, чтобы послать в его тело десять стрел, колеблются, — это продолжалось всего секунду. Затем натянутые тетивы чуть ослабели на выдохе.
Вождь снова что-то сказал. Индеец, говоривший по-французски, подошел и встал прямо за левым плечом своего предводителя.
— Уходящий День говорит: ты сейчас сядешь или умрешь.
Взгляд Джанни не дрогнул.
— Скажи Уходящему Дню: только Бог решит, когда мне умереть.
Тот неуверенно сказал:
— Уходящий День не знает твоего Бога.
— Когда-нибудь узнает. Скажи ему.
Когда эти слова были сказаны, Джанни увидел, что улыбка вождя стала ярче.
— Уходящий День говорит: он сам решит. Он скажет одно слово — и ты пойдешь смотреть своего Бога.
Джанни чуть шевельнул пистолетом, сильнее вдавив дуло в лоб вождя.
— Тогда мы пойдем смотреть Его вместе.
Карие глаза сощурились, улыбка погасла. Были произнесены еще какие-то слова, и Джанни весь напрягся, услышав, как снова натягивают тетивы. Когда их спустили и стрелы пропели над поляной, он чуть было не нажал крючок, сочтя это своим последним жестом. А потом он услышал звуки впивающихся в цель стрел и мучительный крик, который резко оборвался.
— Нет! — завопил Томас, отворачиваясь от ужасного зрелища.
Паренек, Анжелем, утыканный стрелами, сотрясался в агонии и крутился над землей.
— Иисусе, Милостивый Спаситель, помоги! Защити нас в этот день!
Следуя примеру Томаса, все французы принялись голосить. Молитвы и просьбы летели к Джанни, говоря ему то, о чем он уже догадался, — они умоляли его немедленно повиноваться вождю.
Уходящий День просто посмотрел, как бьется в агонии юный матрос. А потом перевел на Джанни глаза, которые остались такими же спокойными и улыбчивыми. И снова заговорил.
— Вождь говорит — он убьет твоих людей. Раз, раз и раз. Отдай ему огненную палку.
Даже Джанни решил, что положение стало безнадежным, но ему нельзя было показывать это.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173