Именно так и бывает — в обычное время. Но, как ты сам видишь, сейчас время необычное. — Он указал за плечо Тагая на реку, куда вернулись каноэ врага. — Да и кроме того, Медвежонок, как боевой вождь своего рода ты просто обязан там присутствовать.
— Что ты говоришь, Сада? У тебя мозги запеклись на солнце! Я не боевой вождь.
— А кто выполняет эту роль в роду Медведя? Тагай немного подумал.
— Его ведь убили во время обороны одного из поселков, так? А его преемника должны назвать завтра, во время пира в честь полнолуния. — Тагай улыбнулся. — Его преемник — ты, Сада.
— Ты прав — и ошибся, и опять прав, и опять ошибся. Я понимаю, почему ты запутался. — Сада опустился на землю. — Мне надо сесть, потому что нога, которую я подвернул, помогая тебе выиграть тот бег, все еще болит. А! — Он принялся растирать себе щиколотку. — Вот одна из причин, по которой ты прав и ошибся. Я должен был стать боевым вождем. Но когда вождь избирается, ему положено сразу же идти воевать. Война ждет нас, — он махнул на кружащиеся по воде каноэ, — но нога не позволяет мне выступить. Нынешним утром род Медведя собрался. Это случилось, пока ты спал. Решение принято. Ты пойдешь вместо меня.
Тагай плюхнулся на землю рядом со своим братом.
— Вы с ума сошли! Вы все. Есть много воинов достойнее меня. Я даже не обучен воевать как тахонтенрат.
— Да. Но боги благосклонны к тебе. А это — важнее, чем умения. — Сада протянул руку и положил ее Тагаю на плечо. — Ты победил на суде близнецов и убил своего врага. Ты носишь оки Доннаконны. Твой отец был очень опытным боевым вождем, как и твой дядя, Тододахо. И главное, Тагай, толкователи снов нашего племени давно говорили об Охотнике Рассвета, который вернется, когда у нас будет большая нужда в нем. Ты и есть этот Охотник.
Сада принес с собой большой мешок из оленьей кожи и теперь запустил в него руку.
— Это — вампумный пояс боевого вождя нашего рода. С этими словами он протянул Тагаю переплетенные шнуры с бусинами.
— Сада, это безумие!
Не отвечая, Сада повесил бусы ему на шею.
— Теперь на совете тебя будут называть именем, которое передавалось от вождя к вождю с той поры, когда в эти леса впервые пришли Олени. Это имя — Тонесса. Оно означает «Охраняющий». А это, — добавил он, извлекая из мешка длинный кусок резной палки, — наша трубка.
Он вручил ее Тагаю, не слушая его протестов.
— Вот «Стрела, летящая верно». Она — первая, которую пускают в ряды противника.
— Сада! — снова попытался заговорить Тагай.
Его двоюродный брат уже поднимался на ноги.
— Позже произойдет церемония, но сейчас на нее нет времени. Ты должен идти на совет. Они размышляют уже долго, а ответа все еще не нашли.
Тагай посмотрел на трубку, которую держал в одной руке, на стрелу, зажатую в другой, на бусины, висящие у него на шее.
— И что я там скажу?
— Может быть, ничего. Может, просто будешь сидеть молча. Но кто знает? Вдруг боги, которые любят тебя, заговорят с тобой вот здесь! — Сада легко постучал его по груди. — Прислушивайся к их словам.
И хромающий воин повел своего боевого вождя от берега, а потом — через поселок, в дом Тододахо, где собрался совет.

* * *

— Твой племянник просил передать, — сказала Анна, — что его вызвали на совет. Но он скоро придет.
Она снова всмотрелась в лицо больной, слабо надеясь на то, что эти слова вызовут хоть какую-то реакцию. Однако правый глаз, смотревший из полуопущенного века, по-прежнему оставался неподвижным, а левый закатился так, словно старуха пыталась что-то разглядеть на кончике своего носа.
Анна прикоснулась к левой руке, скрюченной, точно клешня, на шкурке бобра. Эта рука была холодной несмотря на то, что в помещении было очень тепло: в нескольких шагах от больной горел жаркий огонь.
— Гака. Тетя.
Анна сжала руку, которая оставалась безжизненной под всеми ее прикосновениями. Она ощущалась Анной как все руки умирающих, едва задержавшихся у самого края завесы. Ей вспомнился Джузеппе Тольдо, старый резчик, которому она помогла на этом пути в своей прежней жизни, в Сиене. Тогда девушка облегчала старику переход из этого мира в иной. Но сейчас она пыталась утащить Гаку обратно.
— Что я буду делать без тебя, тетя?
Анна прижала ладонь старухи к своему лбу и тихо заговорила на смеси обоих языков: девушка говорила о своих страхах так, чтобы ее понимала не только индианка, но и она сама, Анна. Она говорила о Тагае, о своих грезах о нем. Теперь эти грезы потонули в крови, разбились о сердце, которое еще бьющимся извлекалось из груди побежденного воина.
Сначала Анне показалось, что это от нее самой исходит то волнение, которое начало распространяться по их сцепленным рукам. Однако потом она ощутила, как старческие пальцы сжались, как в горле женщины, которую она обнимала, началось клокотание — звук, который ей уже столько раз приходилось слышать.
— Нет, Гака, нет! Не оставляй меня! — вскричала она. И вдруг услышала шепот:
— Мне был сон.
— Гака!
Анна наклонилась — и увидела свет в том глазе, который смотрел прямо на нее.
— Не пугайся, дитя, — прошептала Гака. — Я была в доме моих предков. Там, в Поселении Мертвых, меня ждет пир. Такой пир! Но мне сказали, что он еще не совсем готов, что мне нужно иметь терпение и подождать еще немного. Что сначала я должна кое-что сделать здесь. Принести им дар.
Она закашлялась, и Анна бросилась подать ей воды. Старуха захлебнулась, и часть жидкости потекла по ее подбородку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173