С хохотом, протестами, презрительными возгласами и улюлюканьем все столпились вокруг толстячка. Жана затянули обратно в комнаты.
— Как эта история могла уже оказаться на улицах? — спросил он у Каусека, который пытался не выпустить брошюрку из рук.
— Ты шутишь? Да к вечеру напечатают уже полдюжины вариантов. Наборщики трудятся всю ночь, и им нужно именно такое, чтоб за душу забирало. Эй! — крикнул он. — Поосторожнее, не то порвете! Дайте, я прочту. Все равно я один здесь умею читать.
По крики одобрения он прочел вслух историю, написанную «Доктором М., личным врачом его величества короля Генриха Второго Французского». Это была обычная чушь — Жан и прежде читывал нечто подобное. Безответная любовь, жестокость Тагая: заложник-варвар отверг незаконнорожденную дочь короля, так что бедняжка бросилась с башни на землю, но чудом поплыла вниз, точно по воде, потому что сила любви подарила ей крылья ангела. И это открыло принцу варваров глаза на ее христианскую стойкость и красоту. Но Жан едва разбирал все эти благоглупости, настолько его потряс подзаголовок: «История канадца Тагая и француженки Анны Ромбо».
Едва услышав имя своей дочери, он метнулся к двери — и на этот раз сумел удрать.
«Каким образом они выведали, как ее зовут?» Безопасность заговорщиков была основана на том, что в Париже их никто не знает, однако теперь имя Ромбо будут повторять на всех улицах города. Если оно уже напечатано в листовке, то к вечеру окажется на устах всех трубадуров.
Ему необходимо срочно найти дочь. Им надо скрыться из Парижа.

* * *

Томас Лоули разгладил листок на столе и глянул в сторону двери, где его спутник бдительно нес стражу. Джанни едва посмотрел на текст, не выразив ни малейшего удивления по поводу того, что его сестра внезапно превратилась в чудо любви. Было совершенно очевидно, что Анна его не интересует. Джанни Ромбо волнует только украденное и то, как его вернуть.
Томас потер больную ногу. Повязка по-прежнему стягивала его колено. Он сам наложил ее так, как она была завязана в тот день, когда он проснулся утром в Тауэре почти неделю тому назад. Повязка помогала: теперь он мог двигаться. Однако улучшение здоровья стало не единственным результатом его столкновения с Анной Ромбо — об этом говорили чувства, с которыми иезуит читал невероятную любовную историю.
Томас Лоули перекрестился, склонил голову и, прикрывшись ладонью, начал молиться:
— Пресвятая Мария, Матерь Господа нашего, помоги Твоему смиренному рабу, одержимому искушениями. Отче Небесный, укрепи его Своим изволением.
«Своим изволением»! Знать бы ему, в чем оно заключается, это изволение! Если бы Томас разделял уверенность Джанни в том, что дело касается только руки умершей ведьмы, которую надлежит доставить в Лондон, чтобы помочь разъяренному имперскому послу! Однако иезуит знал — и подозревал, что его юный спутник тоже знает, — что это дело гиблое. Если они действительно находятся в Париже ради руки Анны Болейн, то все осложняется еще больше.
Шевеля губами в молитве, Томас пытался понять, что ими движет в действительности.
Джанни высунулся из двери и плюнул на грязный булыжник. Он сумел разглядеть следы бегства своих родных и успешно проследил за ними до самого Парижа. Нелепая история о любви стала неожиданной удачей, но Джанни все равно в конце концов нашел бы их. Глядя на ворота дворца, молодой Ромбо знал, что его добыча прячется где-то там, за этими стенами.
Он смотрел, как снуют их люди в поисках сведений. Хотя бы это иезуит сумел устроить после их приезда — нашел имперских агентов, которые подчинились приказам Ренара. Около дюжины стояло вокруг стен, но большинство затесались в толпу возле главных ворот. Все остальные ворота были закрыты, а охрана усилена втрое: короля встревожило то, насколько легко эта женщина просочилась мимо охраны. Благодаря этому стало значительно легче выжидать и наблюдать. Пусть дичь и спряталась до поры, но вскоре отцу и дочери придется выскочить из укрытия.
Джанни даже не задумывался над тем, почему его сестра оказалась втянутой в глупую романтическую историю. Его это не интересовало. Ему было важно только то, что он вновь приблизился к руке Анны Болейн. И на сей раз, когда семейное проклятье окажется у него, Джанни никому не позволит забрать его. Никому.

* * *

Жан появился в дверях спальни, глядя на свою дочь и мужчину, который держал ее за руку.
Они не шевелились. Они не разговаривали. Они просто находились там — Анна на постели, Тагай в кресле рядом с ней, — а Жан мог только наблюдать за тем, как его дочь соединилась с кем-то незнакомым. Соединилась душой и телом, так тесно, как никогда и ни с кем прежде. И в лице его дочери было нечто такое, что он узнал сразу. Потому что давным-давно такие же черные глаза смотрели на него именно так, отражая лучи тосканской луны. В облике их дочери Жан увидел Бекк, ее мать. Он узнал любовь, которая когда-то принадлежала ему.
Анна неожиданно вздрогнула. Сидевший перед ней мужчина тотчас вскочил, хватаясь за шпагу.
— Нет, Тагай! Это мой отец.
Тогда Жан вошел в комнату и взял целую руку своей дочери, глядя на вторую, перевязанную, и на ее бледное лицо.
— Я думал, что потерял тебя. — Он поцеловал ее в лоб. — Я всегда изумлялся твоим способностям, девочка. Но когда это ты решила, будто можешь летать?
— У меня не было выбора.
Анна указала на молодого человека, который встал позади ее отца.
Жан повернулся. Тагай стоял неподвижно, опустив напряженные руки.
— Жан Ромбо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173