Человек полетел на дорогу, выронив кошелек. Монеты рассыпались. Корникс взвыл от горя, но тут же его стащили с седла и — дав несколько раз под ребра кулаками — вывернули руки за спину.Та же участь постигла и Сабина с Кассием. Всех троих потащили куда-то в сторону от дороги.Они заметили, что их окружают примерно тридцать неряшливо одетых и плохо вооруженных людей. Наверняка это были дорожные разбойники, которые подкарауливали тут своих жертв. Что ж, банды головорезов были обычным делом на ночных дорогах. Хотя еще Август нещадно боролся с ними, победить эту напасть покойный цезарь так и не смог.Положение было более, чем серьезным. Сабин в ярости скрипнул зубами. Ничего не скажешь, весело. Сзади приближаются преторианцы, чтобы арестовать их за государственную измену, а тут вот подвернулись грабители, которые, видимо, собираются перерезать им глотки еще раньше.Что называется, из огня да в полымя.Тем временем пленников подтащили к придорожным кустам, откуда поднялся рослый бородатый мужчина, судя по всему — главарь банды, пользовавшийся немалым уважением.Он сделал несколько шагов навстречу и сразу спросил чуть хриплым голосом:— Кто такие?— Пошел ты! — яростно рявкнул Кассий Херея, вне себя от того, что с ним — трибуном, римским эквитом — так обходится какой-то сброд.Кто-то из группы сопровождения дал ему кулаком в челюсть. Кассий мотнул головой; с разбитых губ капнула кровь.— Мы служим цезарю Тиберию, — соврал Сабин, надеясь запугать разбойников грозным именем. — Если с нами что-то случится, вас поймают и прибьют на кресты, живьем. Помнишь, как поступал с пиратами Помпеи?— Не помню, — безразлично ответил главарь. — Молод еще. А ну-ка, поверните его, — скомандовал он своим людям, с интересом присматриваясь к Сабину.Те сделали, что от них требовалось.— Эге, — протянул главарь. — Да мы, кажется, уже встречались. Ты не помнишь меня, трибун?— Среди моих знакомых такие, как ты, не попадаются, — ответил, словно плюнув в лицо, Сабин.— Ну вот, — огорченно сказал мужчина. — Теперь он меня и знать не хочет. А ведь сам же не дал меня повесить на рее и отпустил с миром.«Не может быть, — подумал Сабин. — Неужели это тот самый человек?»Он сразу вспомнил пирата, которого втащили на борт «Золотой стрелы» и собирались вздернуть, чего тот, впрочем, вполне заслуживал. Тогда лишь какое-то шестое чувство, вызванное, скорее, неприязнью к Никомеду, заставило трибуна помешать казни. И вот как все повернулось. Теперь он попал в руки того, кому помог. Фортуна вертит свое колесо. Когда же она спит? Впрочем, боги ведь не спят. Зачем? Они ведь бессмертные.— Да, — медленно сказал Сабин. — Я вспомнил тебя. Твое имя, кажется...— Феликс, — подсказал пират, заметив, что трибун запнулся. — Очень рад, что ты меня не забыл. Конечно, я не мог надеяться, что ты признаешь меня с первого взгляда — у римского трибуна есть о чем помнить и кроме как о бедном сицилийском моряке.Он помолчал, раздумывая о чем-то.— Отпустите их, — приказал затем главарь своим людям. — Это не те, на кого нам следовало напасть.Бандиты отступили немного, Сабин, Кассий и Корникс стал поправлять помятую одежду.— Можете ехать дальше, — сказал Феликс. — Простите меня, я же не знал, что встречу на дороге ночью моего спасителя.— Благодарю, — ответил Сабин. — Похоже, я не ошибся, когда избавил тебя от петли.К ним подбежал еще один человек.— Феликс, — торопливо сказал он. — По дороге идет большой конный отряд. Как бы не патруль претора. Может, он уже знает, как мы вчера славно погуляли в Аквах.Феликс напрягся.— Уезжайте, трибун, — сказал он. — У нас появились проблемы и, видимо, придется сматываться. Хотя да, — спохватился он, — вы же с претором не ссорились...Кассий Херея шагнул вперед. Он уже успел обдумать ситуацию и теперь решил рискнуть.— Кому ты служишь, Феликс? — резко спросил он. — Агриппе Постуму?Разбойник нахмурился.— Можно и так сказать. А что, ты хочешь обвинить меня в государственной измене? Так у меня есть уже три приговора за пиратство. Какая разница, за что погибать. Ваш Тиберий обещал мне смерть на кресте, а Постум — прощение и награду. Не знаю, наследник ли он Августа, как говорит, или беглый раб, мне все равно. Но ты должен признать — я сделал правильный выбор.— Мы не служим Тиберию, — быстро произнес Сабин.Теперь и он все понял. Когда Агриппа шел в Остию, он собирал по дороге всякую, не особо благородную публику — беглых рабов, бывших гладиаторов, должников, которые скрывались от кредиторов, — и вербовал этих людей в свои ряды, обещая амнистию за прежние прегрешения и щедрую награду в случае успеха. Мало кто мог отказаться от подобного предложения — ведь в глубине души почти каждый разбойник и скиталец мечтает о нормальной жизни, когда не нужно будет бояться окрика стражника и судебного приговора. Поэтому под лазоревое знамя Постума — а такой флаг пожаловал в знак особой милости его деду, прославленному адмиралу, сам Август — стекалось довольно много народа. В надежде изменить свою жизнь, а пока, в суматохе, может, и поживиться чем-нибудь.Но когда Постум вместо того, чтобы идти на Рим и брать власть, стал выжидать, его свежезавербованные сторонники заскучали. Подождали они денек-другой, а потом разбрелись по окрестностям и занялись привычным разбойничьим промыслом. Но при этом не забывали всем и каждому говорить, что сражаются за справедливое дело Агриппы Постума, а потому купцы, ремесленники и прочий зажиточный народ стали с недовольством поминать имя внука Августа и вздыхать по твердой власти, которую обещал установить Тиберий. Хотя ранее довольно благосклонно относились к притязаниям на престол, которые предъявлял Агриппа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158