– вскричал Кричтон.– Скажите лучше – принцесса Конде, ведь ее сан будет скоро признан, – сказала Екатерина.– Вы его признаете, ваше величество? – спросил с живостью Кричтон.– Мы поступим, как нам будет угодно, – отвечала холодно Екатерина. – Не спрашивайте нас, а слушайте. Жезл маршала Франции и рука принцессы Конде ваши на некоторых условиях.– У ада свои договоры, – прошептал Кричтон, – и люди продавали свои души за меньшую цену. Ваши условия?– Даете ли вы нам слово, что вы – примете или нет наши условия – не разгласите ни одного слова из того, что вы от нас услышите?Кричтон, казалось, был погружен в свои мысли.– Что же, даете вы слово? – повторила Екатерина.– Даю, ваше величество, – отвечал Кричтон.– Тогда мы доверим вам нашу жизнь, так как мы уверены, что, дав слово, вы никогда его не нарушите.– Ваше величество может говорить со мной, как со своим исповедником.– Исповедником? – повторила с усмешкой Екатерина. – Вы думаете, что мы доверили бы священнику тайну, разглашение которой наполнило бы Париж эшафотами, затопило бы кровью его улицы, наполнило бы башни Бастилии и подземелья Шатлэ благородными пленниками? Нет, есть тайны, которые нельзя доверить даже небу. Наша тайна из их числа.– И есть такие преступления, за которые нет прощения, – сказал печально Кричтон. – Дай Бог, чтобы ваше величество не предложили бы мне чего-нибудь подобного.– Будьте терпеливы, – отвечала королева, – сейчас вы узнаете, что мы хотим вам предложить. Наши планы вам уже известны, следовательно, нам нечего сказать вам о нашем проекте лишить трона Генриха и передать его корону герцогу Анжуйскому.– Я знаю все это, – сказал Кричтон.– Но вы не знаете, – продолжала Екатерина, приближаясь к шотландцу и понижая голос, – что Анжу в настоящее время в Париже.– В Париже? А!..– В Лувре, в этом дворце, который будет скоро его собственным дворцом.– Боже мой!– Бюсси д'Амбуаз, его любимец, прибыл сегодня из Фландрии. Все идет отлично. У нас есть золото Испании и шпаги Шотландии и Швейцарии, так как королевская стража на нашей стороне. Все наши агенты и шпионы за делом, каждый квартал города наполнен ими. Наши партизаны собираются и ожидают только сигнала к началу действия. Этот сигнал будет дан сегодня вечером.– Так рано!– Да, так рано! – повторила с увлечением Екатерина. – Нострадамус предсказал, что все наши сыновья будут королями. Завтра его предсказание исполнится.– А Генрих?Екатерина побледнела и вздрогнула, схватившись за плечо шотландца, чтобы не упасть, – так сильно было ее волнение.– Что же будет с королем, вашим сыном? – повторил суровым тоном Кричтон.– Из наших сыновей, – вскричала в волнении королева, – Генрих был всегда нам дороже всех. Ни болезненный Франциск, ни грубый Карл никогда не были близки нашему сердцу. Но Генрих, всегда покорный нашей воле, Генрих, которому сама природа назначила царствовать и для которого мы помогли сбыться этому назначению, был всегда нашим любимцем.– И теперь вы хотите уничтожить ваше собственное дело, хотите пожертвовать сыном, который вам дороже всех?– Наша безопасность требует этой жертвы, – отвечала с глубоким вздохом Екатерина. – С некоторого времени Генрих стал капризным и упрямым. Он отказывается следовать нашим советам, не признает более нашей власти. Сен-Люк, Жуаез, д'Эпернон управляют всем вместо нас. Закон запрещает нам царствовать лично, поэтому мы царствуем через наших сыновей.– И в сравнении с любовью к власти материнская любовь ничего не значит? – сказал Кричтон.– Против великих решений она не должна ничего значить, против судьбы она ничто. Так к чему же сожалеть о его падении? К чему откладывать решение его участи? Шевалье Кричтон, – продолжала Екатерина голосом, от которого кровь застыла в жилах шотландца, – он должен умереть!Несколько мгновений длилось страшное молчание, в течение которого собеседники внимательно смотрели друг на друга.– Боже мой! Это ужасно! – вскричал наконец шотландец. – И мать может говорить таким образом!– Слушай! – вскричала Екатерина. – Слушай и узнай, с кем ты имеешь дело. Ценой моей крови я достигла этой власти, ценой этой крови я ее и сохраню. Генрих должен умереть.– От руки матери?– Нет! Моя рука могла бы дрогнуть. Для этого мне нужна рука более надежная. Слушайте, – продолжала она уже совершенно спокойным тоном. – В полночь все будет готово. Переодетые партизаны Анжу явятся во дворец. Бюсси д'Амбуаз берет на себя д'Эпернона, Сен-Люка и Жуаеза, у него есть с ними старые счеты, и вы знаете, что его шпага редко ему изменяла. Герцог Неверский уже наш. Вилькье, д'О – это флюгеры, которые поворачиваются туда, куда дует ветер. Остается один Генрих и…– И что же, ваше величество?– Он назначен вам.– Мне?– Мы убедили его отложить до полуночи большой турнир, в котором он сам примет участие. Во время схватки он будет искать вас. Тогда опускайте ваше копье и бросайтесь на него с криком: "Да здравствует Франциск – III". Мы слишком хорошо знаем силу вашей руки, чтобы сомневаться в роковом исходе этой встречи. Этот крик, этот смертельный удар будут сигналом для Анжу и нашей партии. На него ответят. Солдаты Генриха будут истреблены, и корона перейдет к его брату.– Кровавая сцена, которую вы описали, – сказал Кричтон, – напоминает мне далекие июльские дни 1559 года. Перед Турнельским замком был устроен блестящий турнир, чтобы отпраздновать брак Елизаветы Французской с Филиппом, королем Испании. Король-рыцарь ломает копье со всеми. Этот король – ваш супруг. Этот король – Генрих II!– Довольно! Ни слова более!– Этот монарх просит залог у своей супруги, желая переломить в ее честь копье.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132