Еще более свято, чем чин полковника, принял он от отца идею незыблемости самодержавия. По уму, образованию и способностям еще более ординарный, чем Николай II, Александр III был самодержцем по чувству, с органическим сознанием того, что он на своем месте, со здравым смыслом, сильной волей и твердым характером. Он доверял своим министрам, спокойно мог выслушивать возражения, но принимал незыблемые решения.Его тринадцатилетнее царствование было шагом назад в сравнении с «эпохой великих реформ» Александра II. Если даже «шаг назад» позволил «переварить» реформы, то страна продолжала развиваться, и рано или поздно необходимо было вернуться на путь преобразований. Привилегированные классы нуждались в политических реформах, остальные жаждали реформ социальных, и действительно требовался «самодержавный» правитель, чтобы быть беспристрастным арбитром в этой борьбе интересов. Но Николай II на престоле «подражал», а не «творил», «охранял», а не «преобразовывал» — «малосамолюбивый царь и весьма самолюбивый и манерный Преображенский полковник», он как бы разыгрывал самодержца.Александр III был строг даже со своими детьми. Не удивительно, что у слабовольного Николая это развило скрытность, тактику умолчания и обхода. Сам обманщик, он не очень-то склонен был верить и другим. Он «с самого начала своего царствования оказался большим охотником до всяких конфиденциальных и секретных записочек, а иногда и приемов», — с досадой пишет Витте и добавляет, что государь «имеет женский характер… Всякий его докладчик… в первое время после назначения пользуется особой его благосклонностью, часто переходящею границы умеренности, но затем более или менее скоро благосклонность эта сменяется индифферентностью, а иногда и нередко чувством какой-то злобы, связанной с злопамятством за то, что когда-то он его любил и, значит, недостойно, если чувство это прошло». Как только кто-нибудь из его сотрудников начинал приобретать решающий голос в государственных делах, Николай II старался сразу же усилить или найти ему соперника.Александр III был гигантского роста и обладал большой физической силой. Я в детстве видел серебряный рубль, который он согнул и подарил моему деду, служившему в Преображенском полку. Николай II был небольшого роста и некрупного сложения, особенно при официальных церемониях могло это его немного угнетать. Сознание своей внутренней и внешней слабости приводило к некоторой переоценке роли силы, защищающей его. Так, на донесении прибалтийского генерал-губернатора, недовольного офицером, который во время аграрных волнений «не только расстреливал, но и вешал главных агитаторов», Николай II — при всей своей доброте — начертал: «Молодец!»Государь «не любил, когда чувствовал, что уступает другому», — писал А.Д.Протопопов и более резко Витте: «Государь не терпит иных, кроме тех, кого он считает глупее себя». С одной стороны, это верно — особенно если сравнить тех, кто окружал Николая II в начале его царствования, как Победоносцев, Витте, Плеве, с теми, кем он окружил себя в конце, — Раевым, Голицыным, Протопоповым, все людьми весьма заурядными. Но, с другой стороны, «терпел» Николай более десяти лет того же Витте, более пяти — Столыпина, людей, чье превосходство он сознавал, кого боялся и кто давил его своей волей. То же можно сказать и о Распутине.Мне кажется, что у Николая II был своего рода «сыновний комплекс» — он искал бессознательно некоего сильного, как отца, человека, за спиной которого он мог бы укрыться от житейских бурь, — и, как строгого отца, начинал этого человека обманывать и восставать против него, чтобы проявить свое придавленное "я".Единственным близким ему человеком была его жена. Он увидел ее впервые двенадцатилетней девочкой на свадьбе своего дяди Сергея Александровича и ее старшей сестры Елизаветы Федоровны, влюбился в нее и впервые проявил свою «текущую, как ручеек» волю, вопреки желанию родителей настояв, что она станет его женой. Если не считать короткого романа с танцовщицей Матильдой Кшесинской, Александра была его единственной женщиной. «Мой дорогой мальчик, никогда не меняющийся, всегда преданный, — вписала она в его дневник на третий месяц после их объяснения. — Верь и полагайся на твою девочку, которая не в силах выразить словами своей глубокой и преданной любви к тебе… Я люблю тебя еще больше после того, что ты мне рассказал».Алике Виктория Елена Луиза Беатриса, принцесса Гессен-Дармштадтская, родилась 25 мая (6 июня) 1872 года. Она была веселой девочкой, «солнышком», как прозвала ее мать, но когда ей было шесть лет, мать внезапно умерла, и это наложило глубокий отпечаток на характер девочки. С детства у нее стали проявляться черты властности, упрямства и набожности — так что гофмаршал Гессенского двора по секрету сказал русскому послу в Берлине: «Какое для Гессен-Дармштадта счастье, что вы от нас ее берете».Александр III дал согласие на брак и даже торопил приезд Алике ввиду своей тяжелой болезни и предчувствия смерти. Невеста наследника приехала в Россию почти незамеченной, и последние недели накануне свадьбы прошли у постели умирающего царя. Здесь уже проявились те черты характера будущей царицы и ее отношения к мужу, которые стали так отчетливы позднее. «Не позволяй другим быть первыми и обходить тебя, — записывает она в его дневник. — Ты — любимый сын Отца, и тебя должны спрашивать и тебе говорить обо всем. Выяви свою личную волю и не позволяй другим забывать, кто ты». Когда в 1905 году "государь принимал решения, которые я советовал не принимать, — вспоминает Витте, — я несколько раз спрашивал его величество, кто это ему посоветовал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96