Но все было по-прежнему тихо, и я подал сигнал.
Мы осторожно подтянули мину вплотную к шлюзовым воротам. Я взглянул на Ордорфа, чтобы убедиться, что он подготовился к погружению вместе со мной. Мы хотели включить часовой механизм взрывателя под водой, лишь удостоверившись наверняка, что мина легла правильно. Нажав кнопку клапана затопления, я изо всех сил ухватился за мину, чтобы она помогла мне погрузиться. Мина камнем пошла ко дну, а я вниз головой устремился за ней. Еще секунду мои ноги поболтались над водой. Ордорф проделал то же самое…»
Оставшегося на поверхности Гретена охватил страх. Стоило ли стараться в течение всего пути не произвести ни малейшего шума, чтобы теперь в непосредственной близости от вражеских часовых громко бить ластами по воде? Всплески прозвучали так, как будто купающийся в ванне человек от удовольствия хлопнул четыре раза ладонью по воде, и уже в следующее мгновение до слуха настороженного Гретена донеслось многократное, усиленное резонансом шлюзовой камеры эхо. Он замер в заволновавшейся воде, ожидая реакции противника.
Однако ничего не произошло, абсолютно ничего. Лишь какой-то человек (наверное, все же часовой!) тяжелым медленным шагом прошел по шлюзовому мостику от одного берега к другому. Донесшийся затем сквозь толщу воды удар мины о речное дно громко прозвучал в ушах настороженного пловца. Но на берегу и на этот раз ничего не произошло, все по-прежнему было тихо.
«Вызванное стремительным погружением увеличение давления на голову и корпус совсем оглушило нас, – рассказывает далее фельдфебель Шмидт. – Нам казалось, что погружение не будет иметь конца. Был как раз момент наивысшего уровня прилива, и глубина в этом месте достигала 15 – 18 м. Наконец, мы с силой стукнулись о дно. Давление воды было почти невыносимым. И если бы оно не действовало также на воздушный мешок респиратора, закрепленный у нас на груди, мы не смогли бы дышать.
Мина легла хорошо. Я нажал кнопку взрывателя, и мы устремились вверх. Подъем также был слишком стремительным. Вдохнув немного воздуха из воздушного мешка, я выпустил его в воду, чтобы уменьшить выталкивающую силу и не вылететь из воды подобно летающей рыбе. Это мне удалось лишь наполовину…»
Гретен совсем уже было успокоился, радуясь, что противник до сих пор их не обнаружил, как вдруг последовало еще более бурное всплытие его товарищей, Их тела стремительно вылетели из воды и с шумом плюхнулись обратно. Шмидт и Ордорф фыркали, сопели, плескались, и прошло несколько секунд, прежде чем они стали дышать ровнее и опять начали сами заботиться о своей маскировке и безопасности.
И опять, несмотря ни на что, их не заметили, опять на берегу ничего не произошло, ни один часовой не был потревожен, никто не обратил на них внимания, не объявил тревогу, не закричал, не выстрелил, не бросил гранату. Ничего этого не произошло, абсолютно ничего! Нужно сказать, что в этот момент боевым пловцам, кроме их знаний, мужества и решимости, помогло еще и счастье. Без этого счастья им вряд ли удалось бы благополучно вернуться после всего того, что они перенесли.
«Во время короткой передышки, которую мы себе позволили, – продолжает Карл Шмидт, – я обратил внимание на то, что в суматохе этих последних минут не доходило до моего сознания: мои конечности почти совсем онемели от холода. Я начал опасаться, что не смогу преодолеть весь обратный путь. Тем не менее я подал сигнал, и мы поплыли обратно. Мне было нелегко, но первую заградительную сеть я преодолел. Оба мои товарища плыли рядом со мной. Я ничего не ощущал и не знал даже, двигаются ли у меня еще руки и ноги. Мы плыли очень, очень медленно, и я чувствовал, что товарищи наблюдают за мной. С моей стороны было бы неосторожно задерживать товарищей. Кивком головы (это движение я еще мог сделать) я подозвал их ближе и велел плыть вперед, а о себе сказал, что постараюсь выбраться на берег и побегаю немного, чтобы согреться. Быть может, мне удастся пробиться к своим, а если нет, то пусть лучше берут меня в плен: дальше плыть я не мог. Они отрицательно закачали головами, не принимая этого предложения. Я хотел приказать им, но это было бы смешно и бесполезно.
Зацепив крючки своих несущих поясов за петли моего, они просто потянули меня вперед. Все мое тело одеревенело, и я не мог да и не хотел сопротивляться, так как был рад, что товарищи заботятся обо мне. Таким образом, им пришлось в оба конца плыть с грузом: туда – с миной, а обратно – со мной…»
Через час с четвертью после старта пловцы вернулись назад к ожидавшему их катеру и были подняты на борт. Это оказалось наиболее трудным делом для Карла Шмидта, но когда сильные руки товарищей принялись растирать его тело, жизненные силы вернулись к нему.
В течение всего времени, пока боевые пловцы выполняли свое задание, старший лейтенант Дерпингхауз и рулевой вели наблюдение как за противником, так и за вторым катером. Однако ничто вокруг не обнаруживало признаков жизни. Как только боевые пловцы оказались на борту и доложили об успехе, катер отчалил от сваи и взял курс на устье Шельды. Не успели они потерять из виду последнюю сваю входного канала, как вдруг увидели позади себя шедший на полном ходу моторный катер. Между тем туман поредел и видимость стала немного лучше. Тем не менее Дерпингхаузу так и не удалось установить, был ли это «Линзе» командира диверсионно-штурмовой группы Принцхорна или вражеский патрульный катер. На всякий случай пришлось проявить осторожность, так как у людей Дерпингхауза, конечно, не было никакого желания вступать в бой с противником после того, как самая трудная часть задания была уже выполнена.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80