Если, по мнению офицера, которому дается характеристика, она неудачно составлена, то он имеет право заявить протест. Правда, это ничуть не влияло на точку зрения начальства, но все же считалось признаком «демократического» прогресса.
Неразумно было пользоваться правом протеста. Я заранее решил не моргнув глазом подписать любую характеристику, какую мне предъявят.
Однако полковник Алдингер сначала завел любезную беседу:
— Как поживают ваша супруга и ваш сын?
— Весьма благодарен, господин полковник, моя семья и я чувствуем себя хорошо.
— Вы отдохнули в Хейльбрунне? Впрочем, вам еще полагается отпуск, мне только что сказал об этом подполковник Пфорте. Когда вы хотите его взять?
— Сейчас у меня еще есть дела, которые я желал бы закончить, господин полковник.
— Прекрасно. Мне было еще приятно узнать, что вас приняли в клуб прессы. Это хорошее дело, очевидно, это honoris causa, не так ли? Ведь, кроме полковника Шмюкле в Бонне, такая честь еще не была оказана ни одному офицеру по связи с прессой?
— Кажется, нет, господин полковник. В отношении офицеров по связи с прессой журналисты держатся очень замкнуто. Поэтому я также очень обрадовался.
— Да, любезный Винцер, в клубе вы сумеете завязать более тесные личные связи. Это очень ценно и для вашей работы, и для нас всех. Удалось вам наладить хорошие отношения с журналистами?
— В общем отношения хорошие. В частной жизни они почти все очень милые люди; но, когда дело касается работы, сенсации, они порой невыносимы. Они набрасываются на любую добычу, даже если это вонючая падаль.
Услышав мои слова, подполковник Пфорте сделал гримасу. Я не принял во внимание, что у него больной желудок.
Полковник рассмеялся.
— Вы должны держаться дипломатично, Винцер! Этому можно со временем научиться. Правда, вы искусный полемист, это я заметил во время вашего последнего доклада, который, впрочем, был очень хорош. Встречаете ли вы какие-либо трудности в работе с журналистами, не могу ли я вам помочь?
— Вы могли бы как-нибудь сделать этим господам доклад о ракетах?
Он засиял.
— Отлично. Это вы должны организовать. Есть у вас еще что-нибудь?
— Нет, господин полковник. Пожилые журналисты часто настроены критически, некоторые относятся к бундесверу отрицательно. Понимаете ли, почти все они были участниками последней войны. А молодые не обременены знанием дела и поэтому рассуждают еще развязнее. Они высказывают мнения о вещах, в которых некомпетентны.
— Вы можете привести примеры?
— Один, пожалуй, господин полковник. Недавно шел разговор о журналисте, который за всю войну дослужился лишь до обер-ефрейтора. Один из этих молодых людей высказал предположение, что тот должен быть весьма глуп, раз ему не удалось добиться повышения. Я нашел, что такое замечание оскорбительно для всех бывших обер-ефрейторов, ведь когда-то считалось, что они «хребет армии».
— Что же вы ответили молодому человеку?
— Я дал ему понять, что порой требуется больше ума для того, чтобы оставаться, обер-ефрейтором, нежели чтобы стать майором.
— Превосходно, любезнейший, превосходно! Но тут лицо его выразило недоумение и стало серьезным:
— Это ваша формулировка?
— Нет, господин полковник, это такое ходячее выражение еще со времен войны.
— Довольно безвкусный оборот речи, Винцер. Офицеру не следовало бы его употреблять. В этой связи я должен вам еще раз сказать, что вы проявляете слишком большую склонность к общению с рядовыми и унтер-офицерами. Иногда вы как бы выступаете от имени унтер-офицерского корпуса.
— Я сам был когда-то кадровым унтер-офицером, господин полковник.
— Да, да, я знаю. Но ведь теперь вы офицер и вам надлежит применять иные критерии, ясно?
Здесь вмешался подполковник Пфорте:
— Разрешите, господин полковник. До сих пор майор Винцер — единственный офицер, которого объединение унтер-офицеров нашего штаба приглашает на свои собрания. Неплохо, майор Винцер стал связным между нами и унтер-офицерами.
Эта реплика была задумана как неожиданный пинок. Но я не уступил Пфорте первенство в перебранке и нанес еще один удар:
— Я являюсь также членом Союза военнослужащих бундесвера, и поэтому мне приходится часто иметь дело с унтер-офицерами. Они выражают обоснованные жалобы и требования. Если они ничего не могут добиться в отделе личного состава, то им приходится обращаться в союз. Кто-нибудь должен же им оказать содействие, поскольку офицер по кадрам этого не делает; иначе они все потеряют доверие к офицерам.
Я попал в точку. Пфорте вновь почувствовал, что у него язва желудка.
В голосе полковника зазвучали металлические нотки:
— Я уже не раз обращал внимание на характер ваших критических высказываний, Винцер. Я рекомендую вам держать себя в узде. Вот чего я требую от майора.
Я сделал невинное лицо и спросил:
— Разве критика нежелательна, господин полковник?
— Подобную критику еще никто себе не позволял в офицерском корпусе. Замечание, сделанное вами только что по адресу господина Пфорте, было дерзким. Тем самым вы нарушили правила приличия.
Я нашел, что это уж слишком. Начальник отдела личного состава позволил себе сделать выпад против меня, а мне нельзя защищаться? Я возразил:
— Деловая, обоснованная критика может быть нам только полезна. Кроме того, защита интересов моих людей была и в прошлом моей задачей как командира части.
— Выполняйте свои обязанности в качестве офицера по связи с прессой, этого достаточно! К тому же я нахожу, что вашим последним возражением вы лишь подтвердили, что моя критика вашего критиканства вполне обоснованна. Благодарю, можете идти.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161