Киев был первым советским городом, в котором я оказался.
Если не считать нескольких часов пребывания в Риге и панораму Ленинграда, открывшуюся через стереотрубу, то Киев остался единственным советским городом, который мне пришлось повидать.
Маленький трамвай, громыхая и качаясь из стороны в сторону, доставил меня к армейскому распределительному пункту. Перед зданием столпились сотни солдат всех званий и родов оружия — отставшие от своей части, отпускники, больные и легкораненые. Каждый искал свою дивизию, добивался пометки в командировочном предписании в подтверждение того, что он здесь старался найти свою часть, получал довольствие и отправлялся дальше. Если и здесь отставшим от части не могли сказать, где находится их дивизия, то либо они вынуждены были еще ждать ответа, либо их прикомандировывали к другим подразделениям.
Очевидно, к востоку от Днепра все шло кувырком, никто не был в состоянии составить себе ясное представление об обстановке. Случайно я встретил майора, с которым был ранее знаком. Красные лампасы на брюках свидетельствовали о том, что он офицер генерального штаба. Майор служил в штабе корпуса и поджидал прибытия эшелона офицеров из резерва командного состава; он должен был их направить в свой корпус.
От него я и узнал, что на этом участке соединения группы армий «Юг» отходят на оборонительную линию на западном берегу Днепра. Большинство дивизий движется через Киев.
— Если вам повезет, — сказал мне майор, — вы еще здесь, в городе, встретите 19-ю танковую дивизию.
— Вы полагаете, что мы сумеем удержать линию Днепра?
— Я надеюсь. Однако мы нигде не обнаружили укрепленных позиций на западном берегу Днепра; а нам о них столько рассказывали. Там будто бы были подготовлены укрепления и блиндажи; но до сих пор мы видели только несколько линий окопов, и ничего больше. Кроме того, русские, видимо, во многих местах переправились через реку и создали свои плацдармы. Так что обстановка для нас весьма печальная.
— А как с Киевом? Когда сюда могут подойти русские?
— Мы там, на другой стороне Днепра, все сровняли с землей; наши саперы основательно поработали. Там не осталось ни одной деревни; мы угнали с собой жителей и скот. Все дороги, мосты и железнодорожные линии разрушены полностью.
Даже урожай сожжен. Быть может, это задержит русских, а может быть, и нет.
Следует каждую минуту считаться с тем, что Иван выйдет из-за угла. Поразительно, как этим людям снова и снова удается нас обойти. Мы не в состоянии от них оторваться. Уже несколько недель мы не имеем покоя.
Этот рассказ меня напугал. Я до того времени ни разу не был участником отступления. Невольно я задавал себе вопрос: почему все так сложилось? Но в те дни меня занимал лишь трезвый вопрос: каков практический смысл подобных мероприятий, если все же они не могут остановить противника? Я не задумывался над законностью или незаконностью этих злодейских операций; меня занимала судьба моей части гораздо больше, нежели судьба многострадального русского народа.
Все это было для меня ново. Под Ленинградом, когда я там был, прорыв шириной несколько километров уже был сенсационным событием. Здесь явно нужны были другие масштабы, для ориентации нужно было прикинуть обстановку не на одной карте боевых действий, иначе нельзя было быть в курсе текущих событий, да и вермахт здесь «растекался» во все стороны.
Я узнал, что моя дивизия двумя днями ранее проследовала через Киев и примерно в ста километрах к югу ведет бои в излучине Днепра. Более точных сведений никто не мог дать.
Вместе с несколькими солдатами, также искавшими 19-ю танковую дивизию, я взобрался на грузовую машину, настолько перегруженную ящиками и инструментами, что рессоры угрожающе скрипели. Мы выехали из Киева по направлению к Житомиру.
После многочасовой езды мы прибыли в селение, у въезда в которое опознавательные знаки указывали путь к командному пункту корпуса.
Здесь подтвердили, что моя дивизия заняла позиции южнее Киева, дабы отбросить через Днепр переправившиеся части противника. Я хотел обязательно вовремя туда попасть, чтобы принять участие в наступлении. Однако вокруг господствовали партизаны и сброшенные отряды парашютистов, так что можно было ехать только с конвоем. Пришлось ждать полдня, пока была сформирована большая транспортная колонна, которая двинулась в путь под охраной танков и бронетранспортеров, отремонтированных в мастерских корпуса. Один раз по пути нас обстреляли из пулеметов, но мы не обратили на это внимания и поехали дальше с максимально возможной скоростью. Казалось, что на фронте чувствуешь себя в большей безопасности, чем в тылу.
Я представился в штабе дивизии, где меня действительно еще не ждали. Я не мог не вспомнить о Кракове и брате, о водке и чистой постели. Но я был очень горд, когда командир дивизии полковник Келлнер сказал:
— Я рад, что вы нас так быстро разыскали. Три дня назад мы и сами еще не знали, что окажемся здесь.
В штабном автобусе командира дивизии собрались командиры подразделений для обсуждения плана боевых действий. То был настоящий показ мод: черные и серые кители, френчи и кожаные жилеты, серые рубашки и черные галстуки, яркие шелковые платки и шали, черные береты и пилотки всех видов, галифе и сапоги, лыжные брюки и шнурованные ботинки. Каждый носил то, что хотел, или то, что имел. Все были одеты по-разному.
Различными были также способы и приемы, с помощью которых каждый из участников совещания представил свой картографический материал. Один небрежно вытащил карту из-за голенища сапога, а другой из-под обшлага рукава;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161