«Ой!»— И вот однажды, еще в Этрурии, она вдруг появилась у нас на пороге. Между влюбленными состоялось радостное, омытое слезами примирение, и они несколько лет после этого счастливо прожили вместе.— Пока не поссорились снова? — спросил я.— Вот именно. И тогда она ушла, а он очень долго печалился.— Пока она не вернулась?—Да.— А потом они снова поссорились и она снова ушла?—Да.— И так веками?—Да.— Напоминает сложный брачный ритуал — когда супруги, когда им все надоедает, специально расстаются, чтобы затем, как бы возродившись вновь и став «совсем другими», вновь воссоединиться.Внизу кошачьими голосами взвыли вновь воссоединившиеся.Глория снова повернулась ко мне. Теперь она улыбалась.— У тебя множество странных способов видения мира, — сказала она. — У большинства представителей твоего вида ничего подобного не наблюдается. Очень жаль, что и ты из числа тех же кровожадных ублюдков, которые убивают нас ради наживы.Я закрыл лицо руками и затрясся в притворных рыданиях.— Я плачу, — сказал я, — и эти слезы вызваны тем, что нам никак не преодолеть это бесконечное непонимание.Она придвинулась ко мне и заглянула в лицо.— Ничего ты не плачешь! — сказала она. — Знаю я твои шуточки. И слез никаких нет!— И правда нет. Я, в общем-то, не очень умею притворяться. Зато все время пытаюсь разобраться в своих чувствах по отношению к тебе — во всяком случае, в них немало конфуцианского спокойствия и глубочайшего уважения.Она коснулась моей шеи.— Ты самый странный из всех известных мне Охотников! — сказала она.— Но я отказываюсь служить неким твоим самовоплощающимся пророчеством!— заявил я. — Итак, чего же нам теперь следует ожидать от Адама и Пранди? Периода семейного блаженства? Глупейших просчетов, вызванных любовным томлением — типа непреднамеренного применения к клиенту лоботомии, когда тот всего лишь хотел избавиться от абсолютного слуха?— Да, подобных глупостей ожидать вполне можно, — сказала она. — Но у меня такое предчувствие, что долго это не продлится. Я ведь давно слежу за развитием их отношений, и данное примирение существенно опередило заданный веками график. Так что на этот раз я решила повнимательнее прислушиваться к речам Пранди.— На этот раз? Ты что же, играешь в жизни бедной девочки роль свекрови?Она долго и громко шипела, потом ответила вопросом на вопрос:— Так ты хочешь дослушать эту историю или нет?— О да, пожалуйста! Рассказывай.— Она вернулась — из-за того, что обнаружила фрагмент старинного исторического документа, где упоминалось об этом месте.— Ностальгия замучила?— Нет, гораздо интереснее. В документе указывалось, что мы прекратим все свои дела примерно в данный период времени.— Как это? Указывалось открытым текстом?— Нет. Возможно, это говорилось на другой странице. Так ведь обычно и бывает с обрывками исторических документов.— Но, разумеется, там не говорилось ни слова о том, что именно станется с самим менялой?— Ты прав.Я неторопливо потянулся и привлек ее к себе.— Ну и что нам теперь делать?— Ждать, наблюдать и постараться по мере сил защитить его, — сказала Глория. — Жаль, что я так мало о тебе знаю! — В ответ я поцеловал ее.Через некоторое время, когда она лежала, распростертая, на спине, а я смотрел ей в лицо, мне вдруг вспомнилось одно стихотворение, написанное мною в далекой юности. Я стал читать вслух:И не похожа ты ни на кого другого…Когда тебя перед собою вижу, то никого вокруг не замечаю.Близки мы, нет меж нами места ни для цветов, ни для закатов, ни для луны, что в воду заглянула, ни для чужих нескромных взоров.Твой запах, вкус, твои прикосновенья ни с чем в душе моей сравненья не находят, когда жар тела твоего мое испепеляет тело и слышу песнь я, что без звуков льется.Мы разные с тобою… Но какие б солнца, луны, цветы, и воды, и глаза чужие нас ни окружали, ключом к любви — загадке вечной с тобой, мой друг, мы будем оба.Глория изумленно уставилась на меня и промолвила:— Никогда раньше не слышала английского перевода этих стихов!— Какого перевода? Это же мои стихи!— Это знаменитый образец любовной лирики восьмого тысячелетия пангалактической эры! Ты никак не мог написать ее, дорогой.— А по-моему, все-таки написал.— Даже если бы ты там в это время и оказался, все равно такое тебе не под силу. Охотники не пишут лирических стихов!Я покачал головой и улыбнулся.— Кто знает? — сказал я. — Я, например, в этом совсем не уверен. А теперь поцелуй меня, Глория.Много часов спустя в нашу дверь кто-то начал осторожно царапаться. Я встал и отпер ее.Передо мной стоял Адам в костюме для отдыха и с улыбкой на лице.— Альф, — сказал он, — не мог бы ты нас выпустить? Оденься, пожалуйста, спустись вниз и включи на минутку Рубильник, а мы выйдем. Мы с Пранди хотим отправиться куда-нибудь подальше. Ненадолго. Выпустишь нас, а потом можешь снова выключить Рубильник и продолжать спать.— О чем разговор! — бодро сказал я, подбирая с пола штаны, встряхивая их и пытаясь с ходу впрыгнуть в обе штанины сразу. Это мой любимый трюк. Если честно, зрители у меня при его исполнении бывали крайне редко.Адам внимательно следил за моими телодвижениями. Потом мы некоторое время смотрели друг на друга.— Весьма впечатляет, — сказал он. — Никогда раньше не видел, чтобы так штаны надевали!— А на тот вопрос, что таится у тебя в глазах, я сразу отвечу «нет»,— быстро сказал я. — Это умение не продается! Я слишком много времени потратил, чтобы научиться выполнять этот трюк, — тогда как должен был бы вовсю грызть гранит науки!Затем я спустился с ним вниз, поздоровался с Пранди и спросил:— Э-э, а как долго вы планируете отсутствовать?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66