— Дать тебе умереть подлинной смертью означало превратить тебя в мученика. Дозволить тебе разгуливать по миру — в какой бы то ни было форме — значило оставить открытой дверь для твоего возвращения. И вот так же, как и ты позаимствовал свое учение у Гаутамы из иного места и времени, так и они позаимствовали оттуда же рассказ о том, как окончил он свои дни среди людей. Тебя осудили и признали достойным нирваны. Твой атман был перенесен не в другое тело, а в огромное магнитное поле, что окружает нашу планету. Минуло более полувека. Ныне официально ты — аватара Вишну, чье учение было неправильно истолковано некоторыми из наиболее рьяных твоих последователей. Лично же ты продолжал существовать лишь в форме самосохраняющейся системы магнитных волн разной длины, которую мне и удалось уловить.
Сэм закрыл глаза.
— И ты посмел вернуть меня назад?
— Да, это так.
— Я все время осознавал свое положение.
— Я подозревал об этом.
Глаза его, вспыхнув, широко открылись.
— И тем не менее ты посмел отозвать меня оттуда?
— Да.
Сэм опустил голову.
— По справедливости зовешься ты богом смерти, Яма-Дхарма. Ты отобрал у меня запредельный опыт. Ты разбил о черный камень своей воли то, что вне понимания, вне великолепия, доступных смертным. Почему ты не мог оставить меня, как я был, в океане бытия?
— Потому что мир нуждается в тебе, в твоем смирении, в твоем благочестии, в твоем великом учении, в твоем маккиавельском хитроумии.
— Я стар, Яма, — промолвил тот. — Я так же стар, как и сам человек в этом мире. Ты же знаешь, я был одним из Первых: Одним из самых первых, явившихся сюда, чтобы строить, чтобы обустраивать. Все остальные ныне мертвы — или стали богами — dei ex machini… Этот шанс выпал и мне, но я прошел мимо него. Много раз. Я никогда не хотел быть богом, Яма. На самом деле. Только много позже, когда я увидел, что они делают, начал я копить силы. Но было уже поздно. Они были слишком сильны. Теперь же я просто хочу спать, спать вечным сном, вновь познать Великий Покой, нескончаемое блаженство, слушать песни, которые поют звезды на берегу великого океана.
Ратри нагнулась и заглянула ему в глаза.
— Ты нужен нам, Сэм, — сказала она.
— Я знаю, знаю, — отвечал он ей. — Опять все та же история. У вас имеется норовистая лошадка, так что нужно ее отменно нахлестывать очередную милю.
Он улыбнулся при этих словах, и она поцеловала его в лоб.
Так подпрыгнул и заскакал по кровати.
— Веселится род людской, — отметил Будда. Яма протянул ему руку, а Ратри — шлепанцы.
Чтобы прийти в себя после покоя, что превыше всякого разумения, требуется, конечно, время. Сэм спал. Ему снились сны, во сне он кричал или же просто стонал. У него не было аппетита, но Яма подобрал для него тело крепкое и отменно здоровое, вполне способное перенести все психосоматические изменения, порожденные отзывом его из божественности.
Но он так и сидел бы часами, не двигаясь, уставившись на какой-то камешек, или зернышко, или листик. И невозможно его было в этом случае пробудить.
Яме виделась в этом некая опасность, и он решил обсудить ситуацию с Ратри и Таком.
— Плохо, теперь этим способом уходит он от мира, — начал он. — Я говорил с ним, но это просто бросать слова на ветер. Ему никак не вернуть то, что он оставил позади. И сама эта попытка стоит ему его силы.
— Быть может, ты неправильно воспринимаешь его усилия, — заметил вдруг Так.
— Что ты имеешь в виду?
— Погляди, как он уставился на семечко, которое сам положил перед собой. Посмотри на морщинки в уголках его глаз.
— Ну и что же в этом такого?
— Он косится. У него что, изъяны зрения?
— Да нет.
— Тогда почему он косится?
— Чтобы лучше зернышко изучить.
— Изучить? Он учил совсем другому пути. И однако же он все-таки изучает. Он вовсе не медитирует, пытаясь обрести в глубине предмета освобождение от субъекта. Отнюдь.
— Чем же он тогда занят?
— Обратным.
— Обратным?
— Он изучает объект, наблюдая его пути, пытаясь связать тем самым самого себя. Внутри предметов он ищет оправдание своего существования. Еще раз пытается он закутаться в ткань Майи, мировой иллюзии.
— Я уверена, что ты прав, — перебила Ратри. — Как же нам помочь ему в этой попытке?
— Я не уверен, миссис…
Но Яма кивнул, и в солнечном луче, падавшем через узкий портик, блеснули его темные волосы.
— Ты сумел ухватить как раз то, чего я не заметил, — признался он. — Он еще не вполне вернулся, хотя и облачен в тело, передвигается пешком и говорит как мы. Но мысли его все еще вне пределов нашего разумения.
— Что же делать? — повторила Ратри.
— Берите его с собой в долгие сельские прогулки, — сказал Яма. — Потчуйте деликатесами. Ублажайте его душу стихами и пением. Найдите ему что-нибудь покрепче для питья — здесь, в монастыре, нет ничего подходящего. Разоденьте его в светлые шелка. Добудьте ему куртизанку, а лучше — трех. Окуните его заново в жизнь. Только так можно будет освободить его от оков Божественности. Как же я не заметил этого раньше.
— Ничего удивительного, — сказал Так. Огонь вспыхнул в глубине глаз Ямы, и черен был этот огонь; потом он улыбнулся.
— Мне воздается сполна, малыш, — признался он, — за все те комментарии, которые я, может быть и неосознанно, отпустил в адрес твоих волосатых ушей. Я приношу тебе, о обезьяна, свои извинения. Ты и в самом деле человек — умный и наблюдательный.
Так поклонился ему. Ратри хихикнула.
— Скажи нам, умница Так, — быть может, мы слишком долго были богами и утратили должный угол зрения, — как нам лучше взяться за дело, чтобы поскорее очеловечить его и добиться наших целей.
Так поклонился ему, потом Ратри.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97