Наконец мы осмотрели офицерское общежитие, которое должно было стать нашим новым домом. Это здание стояло несколько на отшибе. Обеденный зал был просто великолепен, имелась даже галерея для оркестра. В холле стояли бюсты Гитлера и Геринга. Внизу находился пивной погреб, стены которого были расписаны великолепными фресками, изображавшими историю Люфтваффе. Там было все — планеры, пилоты, тайно тренирующиеся в коммерческих летных школах, прелестные девушки и бомбы, сыплющиеся на испанские города. Наверное, немцы гордились тем, что сумели обмануть весь мир. Джордж подвел итог, недовольно проворчав:
«Мы могли бы закончить эту историю, написав пару картин!»
Рядом с пивным погребом находился туалет. Совершенно обычный, надо сказать, но там было кое-что, что нас сильно озадачило. Мы увидели несколько фарфоровых раковин, чуть меньше, чем обычная раковина для мытья рук. У них был широкий слив и хромированные ручки по сторонам, чтобы держаться за них.
«А что это такое?» — озадаченно спросил Джордж.
«Не знаю, — я пожал плечами, взявшись за ручки. — Не могут же они сюда блевать…»
«Вот именно, что могут! — воскликнул всезнающий шотландец. — Колбасники так и называют их блевательницами. Когда они перепьются пивом, то идут сюда. Еще римляне, обожравшись, щекотали в горле перышком, чтобы освободить место. Очень удобно».
«А потом снова нажраться», — сказал я.
«Ну, хватит», — оборвал канадец.
Я подумал, что нам никогда не понять народ, который считает необходимым устанавливать такие вещи в офицерском общежитии. Но если Целль был типичным довоенным гарнизоном, то становилось понятно, чем Гитлер привлек военных на свою сторону.
Мы перевели авиакрыло в Целль, и начались последние сражения войны. То, что осталось от Люфтваффе, летало с комплекса аэродромов восточнее Эльбы. Но эти эскадрильи гибли одна за другой под нашими ударами и от наступающих русских танков. Однако у противника еще оставалось достаточно самолетов, от грозных реактивных истребителей до легких связных. В последние две недели мы старались не дать им ни малейшей передышки, действуя от рассвета и до заката.
Для нас война в воздухе неожиданно стала более личным делом, чем раньше. Раньше мы считали уничтожение самолета таким же делом, как обстрел грузовика или укрепления. Когда сбитый «Мессершмитт» летел к земле, пилот либо успевал выбраться из него, либо нет. Если ему удавалось раскрыть парашют, мы спокойно позволяли ему опуститься на землю, не пытаясь обстреливать. Это был рыцарский жест, который мы унаследовали от своих отцов, сражавшихся в прошлой войне. У меня даже не возникало мысли расстрелять беспомощного летчика, висящего на стропах. Но когда «Мессершмитт» взрывался, упав на землю, мы совершенно не думали о находившемся в кабине человеке.
Теперь мы на все стали смотреть немного иначе, потому что жили в Германии и встречались с немцами. Мы посетили концентрационный лагерь в Бельзене. Это жуткое место находилось всего в нескольких милях от Целля. Мы видели жуткие печи, грязные коридоры в деревянных бараках, где уже нельзя было отличить мертвых от умирающих. Мы видели, как бульдозеры сгребают сотни трупов в братские могилы.
Мы слышали рассказы наших пленных, которых освободили наступающие русские. Эти англичане тысячами проходили через Целль. Они прибывали на любом способном двигаться транспорте — от роскошных «Мерседесов» до деревенских телег. Поэтому мой аэродром начал напоминать подозрительный табор, а каждый из пилотов ухитрился обзавестись собственным автомобилем. Отправить этих людей в Англию не составляло труда, так как многочисленные «Дакоты» прилетали к нам каждый день с грузом бензина и боеприпасов. Вместо того чтобы возвращаться пустыми, они принимали на борт бывших пленных.
Однажды я собирался отправиться в свою комнату, когда меня перехватил Вэрли и шепотом сообщил:
«Сэр, в вашей комнате один майор. Он из плена и хочет видеть вас. Очень хочет!»
Я молча вошел в спальню. На кровати лежал и спал молодой майор авиации. Его грязный мундир пестрел заплатами. Он мирно посапывал во сне. Однако он быстро проснулся и сказал мне, что должен попасть в министерство авиации уже сегодня. Может, я помню о массовом побеге из Шталаг Люфт 3, когда заключенные выкопали туннель? И разве я забыл, что немцы, снова поймав 50 пленных, тут же их расстреляли? У нас есть информация о преступниках, это сделавших, и ее следует как можно быстрее доставить в Лондон.
Отношение местных жителей к таким вещам приводило меня в бешенство. На аэродром каждый день приходили молодые уборщицы, которые мыли и чистили помещения. Они весело щебетали, когда мимо проходили наши пилоты. Разумеется, они ничего не знали о Бельзене и его печах! То же самое говорили и немцы постарше, хотя до концлагеря было рукой подать. Его комендант Крамер со своей любовницей, печально известной Ирмой Грезе (обоих потом повесили), часто посещал городок. Я принял меры, чтобы часть местных жителей побывала в концлагере, чтобы хоть как-то просветить их.
Во второй половине апреля мы довольно часто встречались в воздухе с немцами. В первый раз мы взлетали еще до рассвета, а садился последний патруль уже в полной темноте. Мы уничтожали истребители, бомбардировщики, транспортные самолеты, пикировщики, учебные самолеты и даже горстку гидросамолетов, которые обнаружили на одном из озер. Мы по-прежнему не могли бороться с реактивными самолетами, но мы знали, что они действуют из Любека на побережье Балтики. Мы обратили специальное внимание на эти аэродромы, стараясь перехватить Ме-262 во время взлета или посадки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109