ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
Об уехавшем после Палеологе отозвался так: «Ох уж мне эти одесские маркизы!» Поморщился, узнав о болтовне под следствием Козловского, Суменсон и генерала Белецкого, одного из руководителей царской охранки, отозвался циничней-шим ругательством:
– Можно подумать, что их кто-то тянет за язык. На что надеются? Глупцы. Но мы с вами все же должны помочь следст вию. Как? Да очень просто. Отдайте-ка им этого подлеца Сико. Хватит с него, попрыгал. Помните Мясоедова? Еще не забыли? Пускай теперь Сико поводит их за нос.
Самое неприятное, как всегда, хозяин оставил напоследок. Он вдруг прищурился и стал подманивать гостя пальцем.
– Идите сюда, Арон. Идите, идите ближе, я вас не укушу. Вы знаете, что это я держу в руках? Бросьте гадать, сломаете свою головку. Это, доложу я вам, списки. Какие? Очень интересные… Ах, Арон, Арон, ну почему вы не читаете газет? Как вас заста вить? Ах, все же читаете! Но тогда почему я должен самое инте ресное узнавать не от вас?.. Ладно, подойдите и смотрите хоро шенько. Это вот «пятерка», а это вот «семерка». Центральные органы большевиков. К вашему сведению, «пятерка» руководит политической стороной восстания, «семерка» же – военной. То есть это – самый мозг, самый мотор. Прочитали? Ну и что вы скажете? Вам ничего не бросилось в глаза? Нет? Жаль, очень жаль. А мне, представьте, бросилось. Смотрите: там и там, в обоих списках, один и тот же человек. Какой? А вот, извольте… Джугашвили. Я бы очень хотел знать, кто он такой, откуда взялся? Почему вы его так прозевали? Вы, вы, вы… Именно вы, черт вас подери! Где были ваши глаза, ваши мозги? У него же чертова уйма подпольных кличек. Давид, Коба, Нижерадзе, Чи жиков, Иванович… Птичка явно непростая. Как же вы просмот рели, Арон?
У Симановича поджались ноги. Ничего хорошего не обещал этот участливый тон хозяина. Уж лучше бы кричал и топал! – И вообще… почему, почему, почему вы так воротите свою физиономию от этих самых большевиков? Вас что – надо носом тыкать? Где, кстати, ваш… этот… Свердлов? Какого черта! Он нужен здесь, здесь, здесь! – Унимая бешенство, он перевел дух. – Ох, Симанович, вы мне что-то перестали нравиться. Почему вы так чураетесь организаторской работы? Это же минус… большой, громадный минус! Подумать только: взяли вдруг и проворонили этого самого Джугашвили! Где были ваши глаза? Э? Ох, Симано-вич… ох!
Гнев его сошел, дыхание наладилось. Он опустился в кресло. Вскоре последовал тяжелый вздох.
– Арон, – продолжал участливо скрипач, – я вас не узнаю. Вы стали какой-то совсем другой. Вы ж были умный человек. О, очень умный! Скажите, разве это не вы придумали хвалить великого князя Николая Николаевича во всех газетах? Прекрасный ход! А Вырубова? А этот гицель Митька Рубинштейн? И на прием к царю попал не кто-нибудь, а вы. Вы, вы, Арон. И я… мы все об этом не забудем. Поэтому… что с вами стало? Почему вы эдак… раз за разом? Э?.. А ну-ка подойдите, подойдите. Не бойтесь, я не кусаюсь. Я просто хочу посмотреть в ваши глаза… Скажите, мой драгоценный, а вы случайно не… того… не хитрите? Не надо, мой бриллиантовый… Хорошо? Выкиньте из головы. Договорились? Ну вот и славненько. Станьте снова тем, каким я вас узнал и полюбил. Вы ж себе не представляете, какой вы молодой. Если бы вы знали, как я вам завидую, Арон! Вам еще столько предстоит увидеть, сделать! Вы ж превосходно начинали. Прошу вас, не спугните своего счастья, не испортите того, что мы с вами совершили в этой отвратительной стране. Думайте о будущем, Арон. Я уже старик, но вы-то… вы!
Казалось, он расстроился и с пропащим видом махнул рукой. Симанович переминался и хранил молчание.
Отпуская своего внезапного ночного посетителя, скрипач вновь перешел на свой сварливый тон. Его стали раздражать последние статьи корреспондента лондонской «Тайме». («Прямо антисемит какой-то!») Раздражало его и поведение Рутенберга. После съезда сионистов в мае инженер стал стремиться поскорей покинуть Петроград. Белоручка… ему не терпится в Париж! Никуда не денется от него Париж… успеет. Пока же ему следовало сойтись поближе с Савинковым. Этот сочинитель и бомбист начинает делаться фигурой. Как бы не слетел до времени с доски!
Дождавшись утверждения на пост командующего войсками Юго-Западного фронта, Лавр Георгиевич немедленно продиктовал решительную телеграмму в Петроград на имя премьер-министра и военного министра Керенского: «Армия темных, обезумевших людей, не ограждавшихся властью от систематического развращения и разложения, потерявших чувство человеческого достоинства, бежит. Это бедствие может быть прекращено, и этот стыд или будет снят революционным правительством, или, если оно не сумеет этого сделать, неизбежным ходом истории будут выдвинуты совсем другие люди. Я, генерал Корнилов, вся жизнь которого от первого дня сознательного существования доныне проходит в беззаветном служении Родине, заявляю, что Отечество гибнет, и потому, хотя и неспрошенный, требую немедленного прекращения наступления на всех фронтах в целях сохранения и спасения армии для реорганизации на началах строгой дисциплины и дабы не жертвовать жизнью немногих героев, имеющих право увидеть лучшие дни…»
Рукой коричневого цвета Лавр Георгиевич сильно потер лоб. Как много закипало на душе, какие рвались слова, но как сбивчиво, невыразительно ложилось на бумагу! Жаль, нет Завойко… Он моментально привел бы весь этот сумбур в надлежащий вид, придал бы ему разящую, убийственную силу.
Аппарат Бодо умолк. Телеграфист чуть повернул круглую, остриженную голову. Лавр Георгиевич передернул листочки с записями, один из них упал и улегся у самых ног солдата.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221
– Можно подумать, что их кто-то тянет за язык. На что надеются? Глупцы. Но мы с вами все же должны помочь следст вию. Как? Да очень просто. Отдайте-ка им этого подлеца Сико. Хватит с него, попрыгал. Помните Мясоедова? Еще не забыли? Пускай теперь Сико поводит их за нос.
Самое неприятное, как всегда, хозяин оставил напоследок. Он вдруг прищурился и стал подманивать гостя пальцем.
– Идите сюда, Арон. Идите, идите ближе, я вас не укушу. Вы знаете, что это я держу в руках? Бросьте гадать, сломаете свою головку. Это, доложу я вам, списки. Какие? Очень интересные… Ах, Арон, Арон, ну почему вы не читаете газет? Как вас заста вить? Ах, все же читаете! Но тогда почему я должен самое инте ресное узнавать не от вас?.. Ладно, подойдите и смотрите хоро шенько. Это вот «пятерка», а это вот «семерка». Центральные органы большевиков. К вашему сведению, «пятерка» руководит политической стороной восстания, «семерка» же – военной. То есть это – самый мозг, самый мотор. Прочитали? Ну и что вы скажете? Вам ничего не бросилось в глаза? Нет? Жаль, очень жаль. А мне, представьте, бросилось. Смотрите: там и там, в обоих списках, один и тот же человек. Какой? А вот, извольте… Джугашвили. Я бы очень хотел знать, кто он такой, откуда взялся? Почему вы его так прозевали? Вы, вы, вы… Именно вы, черт вас подери! Где были ваши глаза, ваши мозги? У него же чертова уйма подпольных кличек. Давид, Коба, Нижерадзе, Чи жиков, Иванович… Птичка явно непростая. Как же вы просмот рели, Арон?
У Симановича поджались ноги. Ничего хорошего не обещал этот участливый тон хозяина. Уж лучше бы кричал и топал! – И вообще… почему, почему, почему вы так воротите свою физиономию от этих самых большевиков? Вас что – надо носом тыкать? Где, кстати, ваш… этот… Свердлов? Какого черта! Он нужен здесь, здесь, здесь! – Унимая бешенство, он перевел дух. – Ох, Симанович, вы мне что-то перестали нравиться. Почему вы так чураетесь организаторской работы? Это же минус… большой, громадный минус! Подумать только: взяли вдруг и проворонили этого самого Джугашвили! Где были ваши глаза? Э? Ох, Симано-вич… ох!
Гнев его сошел, дыхание наладилось. Он опустился в кресло. Вскоре последовал тяжелый вздох.
– Арон, – продолжал участливо скрипач, – я вас не узнаю. Вы стали какой-то совсем другой. Вы ж были умный человек. О, очень умный! Скажите, разве это не вы придумали хвалить великого князя Николая Николаевича во всех газетах? Прекрасный ход! А Вырубова? А этот гицель Митька Рубинштейн? И на прием к царю попал не кто-нибудь, а вы. Вы, вы, Арон. И я… мы все об этом не забудем. Поэтому… что с вами стало? Почему вы эдак… раз за разом? Э?.. А ну-ка подойдите, подойдите. Не бойтесь, я не кусаюсь. Я просто хочу посмотреть в ваши глаза… Скажите, мой драгоценный, а вы случайно не… того… не хитрите? Не надо, мой бриллиантовый… Хорошо? Выкиньте из головы. Договорились? Ну вот и славненько. Станьте снова тем, каким я вас узнал и полюбил. Вы ж себе не представляете, какой вы молодой. Если бы вы знали, как я вам завидую, Арон! Вам еще столько предстоит увидеть, сделать! Вы ж превосходно начинали. Прошу вас, не спугните своего счастья, не испортите того, что мы с вами совершили в этой отвратительной стране. Думайте о будущем, Арон. Я уже старик, но вы-то… вы!
Казалось, он расстроился и с пропащим видом махнул рукой. Симанович переминался и хранил молчание.
Отпуская своего внезапного ночного посетителя, скрипач вновь перешел на свой сварливый тон. Его стали раздражать последние статьи корреспондента лондонской «Тайме». («Прямо антисемит какой-то!») Раздражало его и поведение Рутенберга. После съезда сионистов в мае инженер стал стремиться поскорей покинуть Петроград. Белоручка… ему не терпится в Париж! Никуда не денется от него Париж… успеет. Пока же ему следовало сойтись поближе с Савинковым. Этот сочинитель и бомбист начинает делаться фигурой. Как бы не слетел до времени с доски!
Дождавшись утверждения на пост командующего войсками Юго-Западного фронта, Лавр Георгиевич немедленно продиктовал решительную телеграмму в Петроград на имя премьер-министра и военного министра Керенского: «Армия темных, обезумевших людей, не ограждавшихся властью от систематического развращения и разложения, потерявших чувство человеческого достоинства, бежит. Это бедствие может быть прекращено, и этот стыд или будет снят революционным правительством, или, если оно не сумеет этого сделать, неизбежным ходом истории будут выдвинуты совсем другие люди. Я, генерал Корнилов, вся жизнь которого от первого дня сознательного существования доныне проходит в беззаветном служении Родине, заявляю, что Отечество гибнет, и потому, хотя и неспрошенный, требую немедленного прекращения наступления на всех фронтах в целях сохранения и спасения армии для реорганизации на началах строгой дисциплины и дабы не жертвовать жизнью немногих героев, имеющих право увидеть лучшие дни…»
Рукой коричневого цвета Лавр Георгиевич сильно потер лоб. Как много закипало на душе, какие рвались слова, но как сбивчиво, невыразительно ложилось на бумагу! Жаль, нет Завойко… Он моментально привел бы весь этот сумбур в надлежащий вид, придал бы ему разящую, убийственную силу.
Аппарат Бодо умолк. Телеграфист чуть повернул круглую, остриженную голову. Лавр Георгиевич передернул листочки с записями, один из них упал и улегся у самых ног солдата.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221