Вы еще могли бы служить, вы не старик.
- Да как сказать? За свою глупость.
- Видно, вы уж чересчур сглупили-то, должно быть, были охотник покутить и поиграть в карточки, да еще, пожалуй, до чего-нибудь! - Он засмеялся.
Мне показалось, что смеется из зависти: это часто бывает между нищими. Я нередко встречал таких женщин, которые ругались из-за копейки.
- Любезный друг, - сказал я ему, - о глупостях моих судить не тебе, а Богу, - Он наказал меня, Он и помилует. Мы собрались здесь, чтобы получить себе копейку на пропитание, а не разбирать - кто как живет. Ты вот и одет хорошо, и работать, кажется, можешь, а все-таки за пятаком пришел.
- Не сердись на мои слова. Всякий почему-нибудь да ходит по миру. Я ведь засмеялся вовсе не в обиду тебе, я не хотел с тобой ссориться. Я вспомнил, что тоже на своем веку много глупостей делал. Из-за одной большой глупости уже пятый год не вижу ни жены, ни детей, ни матери. Да и на родину-то с тех пор не смею показываться и живу вот так, вместе с нищими таскаюсь, чтобы как-нибудь не поймали да не услали в Сибирь. У тебя, может быть, нет семейства, так тебе хорошо - одна голова не бедна; тебе все равно, где бы ты ни был, лишь бы был сыт, а вот мне-то каково! Ведь у меня семейство-то какое! Детей маленьких пять человек. Все время о них думаю. Я сам готов какую угодно нужду терпеть, только бы они были сыты да покойны, только бы им было хорошо...
В это время отворились ворота, и все бросились туда. Мы с новым товарищем отправились вместе с прочими. Получив подаяние, он мне говорит:
- Пойдем, брат, выпьем чайку за наши прегрешения, да поболтаем о нашем житье-бытье. У меня есть немного лишних денег, и мы можем позволить себе такое развлечение.
Я согласился, потому что мне некуда было идти. В это время для нищих отдых; ходят за подаянием только утром по домам и по разным заведениям и вечером в городе, где редкий купец не подаст копейки на двоих. А сейчас был первый час.
Пришли мы в харчевню и сели в угол, подальше от других.
- Где ты живешь? - спросил меня мой новый знакомый.
- Везде, - отвечал я ему. - Вся Москва - моя квартира: где придется, там и ночую.
На это он засмеялся и говорит:
- Да, в такой квартире можно жить нашему брату. В другом городе сейчас бы заметили, а здесь, как в море, никто тебя и знать не знает. Вот давеча встретилась у ворот, где мы были, беглая девка с ребенком, которого она украла. Нянька гуляла с ним в Петровском парке, да заговорилась с кем-то, а девка эта и успела подцепить его в это время. А ребе нок-то сын какого-то богатого купца. Я это знаю потому, что эта девка ночует у Драгомиловской заставы, на том же постоялом дворе, где и я живу. Она об этом сама мне рассказывала, когда была пьяна. Просила научить ее, как ей этого ребенка отнести назад, потому что, говорит, он ей очень надоел: все плачет. Вот ведь, живет же она, и горя ей мало, а отец-то с матерью, чай, как сокрушаются да с ума сходят по сынку!
- А зачем же ей понадобился этот ребенок?
- Да она, вишь, думала, что с ребенком-то ей станут больше подавать, а то на девок мало обращают внимания. Всякий говорит: "Шла бы работать в огород или куда там в другое место". А где же ей работать? Она в барском доме жила, за барыней ходила, а после обокрала ее и убежала. Прораспутничала года два, а теперь некуда деться, есть нечего, вот она и пустилась нищенствовать. Куда же она после этого годится? Ну, да что об этом толковать. Ты вот лучше послушай, что я о себе расскажу, да посоветуй, что мне делать. У меня здесь нет знакомых, знающих дело и которые могли бы дать совет. А у тебя, верно, найдутся такие. Если поможешь, я тебя поблагодарю, как следует.
- В чем дело-то? - спросил я. - Если начал рассказывать, так рассказывай обо всем откровенно. И будь уверен, что для меня все равно, кто бы ты ни был и в чем бы дело твое ни заключалось. А что касается делового человека, то у меня есть на примете двое, на которых можно положиться, потому что они люди верные и зла тебе не сделают.
- Больше того зла, какое я сам себе сделал, мне никто сделать не может. Теперь дорога одна: туда, куда Макар телят гонял без шапки.
"Ну, - подумал я про себя, - видно, ты парень-то аховый, надо дело с тобой вести осторожно".
Допил он чашку чаю, посмотрел на меня пристально и начал рассказывать:
- Местожительство мое отсюда далеко. У меня есть там семья и свой дом. Верстах в пяти от нашего села, на большой дороге, я держал постоялый двор. Раз, это было зимой, приехали ко мне на постоялый двор двое незнакомых постояльцев в нетрезвом виде.
- Хозяин, - сказал один из них, - поставь нам самовар, да вели распрячь нашу лошадь.
Жена моя начала ставить самовар, а я пошел распрягать лошадь. Подошел к саням, там на рогожке лежит двухствольный пистолет; посмотрел и в сено нет ничего. Лошадь вся в поту, насилу на ногах стоит. Распряг я лошадь, взял пистолет, отнес его в комнату и положил возле них.
- Ну что, хозяин, распряг лошадь? - спросил один.
- Да. И поставил к месту. Видно, она уж очень устала - вся в поту.
- Да, мы-таки шибко ехали на ней.
В это время жена принесла самовар и спросила: не надо ли чего?
- Водочки, если есть.
- Как не быть? - сказал я. - Сколько угодно. - Достал графинчик и поставил перед ними на стол.
Сели они и начали меня расспрашивать: давно ли держу постоялый двор, велико ли у меня семейство, есть ли работники, много ли приезжает постояльцев и можно ли останавливаться в другой избе.
- Отчего же нельзя? Милости просим.
После ужина, не молясь Богу, улеглись на печи спать.
В эту же ночь приехал ко мне обоз. Я провозился с ним до петухов. Когда управился, пошел посмотреть лошадь постояльцев. Из любопытства подошел к саням, отвернул рогожку- а у них там лом, и весь-то в крови, да две нагайки с осьмушечными гирями на концах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59