Разбросанные владения княжеского домена не всегда были постоянно закреплены за князем – переход его в новый город, на новый стол мог повлечь за обой изменения в личных вотчинах князя. Поэтому три частых перемещениях князей с места на место они относились к своим вотчинам как временные владельцы: стремились как можно больше взять с крестьян и с бояр (в конечном счете тоже с крестьян), не заботясь о воспроизводстве неустойчивого крестьянского хозяйства, разоряя его.Еще более временными лицами чувствовали себя исполнители княжеской воли – "подъездные", "рядовичи", "вирники", "мечники", все те "юные" (младшие) члены княжеской дружины, которым поручался сбор княжеских доходов и передоверялась часть власти самого князя. Безразличные к судьбам смердов и ко всему комплексу объезжаемых владений, они заботились прежде всего о самих себе и путем ложных, выдуманных ими поводов для штрафов ("творимых вир") обогащались за счет крестьян, а частично и за счет бояр, перед которыми они представали как судьи, как представители главной власти в стране.Быстро разраставшаяся армия этих княжеских людей рыскала по всей Руси от Киева до Белоозера, и действия их не контролировались никем. Они должны были привезти князю определенный объем оброка и дани, а сколько взяли в свою пользу, сколько сел и деревень разорили или довели до голодной смерти – никому не было ведомо.Если князья жадно и неразумно истощали крестьянство посредством личных объездов (полюдья) и разъездов своих вирников, то боярство было осторожнее. Во-первых, у бояр не было такой военной силы, которая позволяла бы им перейти черту, отделявшую обычный побор от разорения крестьян; а во-вторых, боярам было не только опасно, но и невыгодно разорять хозяйство своей вотчины, которую они собирались передавать своим детям и внукам. Поэтому боярство должно было разумнее, осмотрительнее вести свое хозяйство, умерять свою жадность, переходя при первой возможности к экономическому принуждению – "купе", то есть ссуде обедневшему смерду, крепче привязывавшей крестьянина-"закупа" к замку.Княжеские тиуны и рядовичи были страшны не только крестьянам-общинникам, но и боярам, вотчина которых состояла из таких же крестьянских хозяйств.Один из книжников конца XII века дает совет боярину держаться подальше от княжеских мест: "Не имей себе двора близ княжа двора и не держи села близ княжа села: тивун бо его яко огнь… и рядовичи его яко искры. Аше от огня устережешися, но от искр не може-ши устеречися".Каждый феодал стремился сохранить неприкосновенность своего микроскопического государства – вотчины, и постепенно возникло понятие "заборони", феодального иммунитета – юридически оформленного договора между младшим и старшим феодалом о невмешательстве старшего во внутренние вотчинные дела младшего. Применительно к более позднему времени – XV-XVI векам, когда уже шел процесс централизации государства, – мы считаем феодальный иммунитет явлением консервативным, помогающим уцелеть элементам феодальной раздробленности, но для Киевской Руси иммунитет боярских вотчин был непременным условием нормального развития здорового ядра феодального землевладения – многих тысяч боярских вотчин, составлявших устойчивую основу русского феодального общества. Народные массы. "Смерды" и "ремественники" Творцом истории всегда является народ, своим непрестанным трудом создающий ценности, позволяющие обществу двигаться вперед. В моменты крупных потрясений, внутренних или внешних, именно народ решает свою судьбу, проявляя максимальное напряжение сил. Подъем всех русских земель на рубеже X-XI веков связан с тем, что народные силы в большей мере, чем в иные времена, могли проявить себя и в строении рождавшегося государства, и в борьбе с печенегами.Но, к сожалению, феодальные историки, ставившие своей задачей описание победоносных битв и княжеского быта, очень редко говорили о народе, о тех тысячах простых трудовых людей, которые являлись истинными создателями Киевской Руси и ее высокой культуры.К счастью, молчание монахов-летописцев можно компенсировать тремя видами материалов. Во-первых, археологические раскопки открывают нам множество подлинных памятников народной жизни: поселения, жилища, система хозяйства, утварь, одежда, обычаи и верования – все это стало достоянием исторической науки и позволило говорить вполне конкретно о крестьянах и ремесленниках. Русская буржуазная археологическая наука пренебрегала изучением скромных остатков народного быта, увлекаясь более эффективными раскопками княжеских курганов.Вторым источником наших сведений о народе, его мыслях и чаяниях является собственное народное творчество, фольклор.Величественные былины повествовали о недавнем (для людей Киевской Руси) героическом прошлом, древние письменные сказания говорили о догосудар-ственной старине, волшебные сказки, вынесенные из далеких глубин первобытности, загадки и пословицы выражали глубокую народную мудрость и служили одним из средств умственного развития молодежи. Фольклор сохранил и комплекс языческих представлений: свадебные песни и надгробные плачи, заговоры, заклинания, обрядовые хороводные танцы. Многое из того, что зафиксировано наукой в XIX веке, восходит к эпохе Киевской Руси, а иногда и к более ранним временам.Третьим неоценимым источником является язык народа, на основе всех богатств которого создавался древнерусский литературный письменный язык. Язык раскрывает глубину познания природы, систему хозяйства, социальных отношений, сложный счет родства, унаследованный от родового строя, культурные связи с соседями, народные познания в математике и астрономии и многое, многое другое.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120