На зов Махнача из казармы прибежали его товарищи. Рана лейтенанта была очень тяжёлой: пуля, войдя в пятку, пронзила ему ногу до колена. Махнач уже не мог сражаться, и его отнесли в подвал к раненым. Там он провёл несколько дней, уже не участвуя в событиях и лишь отрывочно узнавая о ходе обороны от бойцов и командиров, иногда забегавших сюда проведать раненых друзей.
Силы защитников крепости постепенно иссякали, и однажды, во время сильной атаки врага на участке 455-го полка, кто-то из командиров, заглянув в подвал, крикнул:
— Все, кто может стрелять, выходи на оборону! Иначе не сдержим.
Раненые один за другим кое-как выбирались из подвала. Выполз в казарму и Махнач. Первое, что он увидел, был станковый пулемёт с заправленной лентой около дверей и лежавший рядом ничком убитый минуту назад пулемётчик. Лейтенант отодвинул тело бойца в сторону и взялся за рукояти «максима». В памяти остались набегавшие плотной цепью зелёные фигуры врагов и злой торопливый стук его пулемёта. Потом последние силы оставили его, и Махнач потерял сознание.
Он очнулся уже в плену. Гитлеровцы поместили его в лагерь Южного военного городка в Бресте, где был и Матевосян. Там военный врач из крепости, опытный пожилой хирург Иван Маховенко, извлёк ему из ноги гитлеровскую пулю. С этой раной, не заживавшей в течение нескольких лет. Махнач прошёл через фашистские лагеря вплоть до дня освобождения, наступившего в 1945 году. Ногу ему вылечили только на Родине, но лёгкая хромота осталась на всю жизнь.
После войны Махнач сначала работал сельским библиотекарем в одном из сел Минской области, а потом стал писать одноактные пьесы на белорусском языке, был принят студентом-заочником в Литературный институт имени Горькою в Москве и переехал жить в Минск, поступив на работу в редакцию.
Когда я предложил ему съездить в Брест, Махнач с радостью согласился. Редакция дала ему командировку, и два дня спустя они, как братья, обнялись с Матевосяном на брестской земле.
Трудно передать впечатление, которое осталось у нас от первого посещения Брестской крепости. Мы с Никоновой пристально наблюдали за Матевосяном и Махначем. С глазами, полными слёз, с нескрываемым душевным волнением они ходили по этим развалинам, поросшим травой и кустами, там, где тринадцать лет назад пролилась их кровь, где они потеряли столько боевых товарищей, где они так много пережили…
Вскоре после нашего приезда в крепости состоялась встреча бойцов и командиров Брестского гарнизона с участниками героической обороны 1941 года.
Несколько сот человек собралось на центральном дворе крепости в этот ясный августовский день 1954 года. Сюда пришёл кое-кто из жителей Бреста, приехали на машинах воины Брестского гарнизона — молодые солдаты первых лет службы, которые были ещё детьми в годы Великой Отечественной войны, и заслуженные офицеры-фронтовики, у которых на груди блестели боевые ордена и медали за Москву и Сталинград, за Будапешт, Вену и Берлин.
Люди расположились большим полукругом прямо на траве в центре крепостного двора. За их спинами высилось полуразрушенное, иссечённое пулями и осколками здание старой церкви, где когда-то помещался один из полковых клубов Брестской крепости. Суров и мрачен был вид этого массивного строения со стенами, сплошь искромсанными железом, с пустыми проёмами окон, со снесённым куполом, где на грудах слежавшихся камней уже зеленела трава и пробивался кустарник.
Слева высились кучи бесформенных развалин, справа, у слияния Мухавца с Бугом, виднелись остатки Тереспольских ворот и тянулись темно-красные кирпичные коробки разрушенных кольцевых казарм.
Тут же, на траве, поставили скамьи и длинный стол, за который сели несколько мужчин и женщин. Это были те, кто тринадцать лет назад пережил здесь, в стенах крепости, трагические и героические дни славной обороны.
Вместе с защитниками крепости сюда пришли дочь погибшего здесь командира батальона капитана Владимира Шабловского Таня, студентка местного медицинского техникума, и жены командиров — Аршинова-Никитина и Булыгина, которые в дни обороны находились со своими детьми в крепостных подвалах, ухаживая за ранеными. Сейчас все они живут в Бресте.
С напряжённым вниманием, со слезами на глазах слушали собравшиеся рассказ о грозных событиях 1941 года в крепости. Матевосян и Махнач говорили о подвигах своих боевых товарищей, об их стойкости и упорстве в неравной борьбе, о неукротимой ненависти к врагу и любви к Родине, помогавшей защитникам цитадели вынести все нечеловеческие трудности этой борьбы.
А потом по просьбе молодых воинов участники обороны повели их по развалинам крепости, показывая места, где сражались они в те памятные дни.
— Вот тут меня тяжело ранило, когда мы отбивали атаку фашистов, — говорил Матевосян, выходя на бетонный мост через Мухавец.
И люди как-то по-новому смотрели на этот мост, бок которого был разворочен снарядами и погнутые прутья арматуры торчали из бетона во все стороны. Они вдруг замечали и то, как выщерблена осколками его бетонная поверхность, и то, что перила его, сделанные из железных труб, на каждом метре пробиты десятками пуль.
— Вот здесь был отсек, в котором мы поместили своих раненых, — показывал Махнач, подходя к уже поросшим травой развалинам северной части казарм. — Сюда ворвался немецкий танк и начал давить всех, — добавил он.
И сразу хмурились лица молодых солдат, и невольно сжимались их кулаки.
Матевосян повёл большую группу бойцов к руинам большого здания. Здесь осталась лежать только высокая груда камней, но вокруг развалин ещё кое-где сохранились остатки старой бетонной ограды с толстыми железными прутьями прежней решётки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24