Подходим и мы, здороваемся, включаемся в разговор…
Незаметно стало рассветать, а задушевной беседе нет конца. Вот уж и солнышко взошло, туман рассеялся. Парк, сплошь усыпанный уже опавшими листьями, не утратил своей величественной красоты. Бодрящий воздух, как бальзам, очищает легкие, Хочется дышать глубоко, полной грудью. Поднимается настроение, Андрей Труд так и сыплет остротами, его поддерживает «на виражах» Виктор Жердев, раздается смех, оживляется и
За разговорами незаметно бежит время. Подходит дежурный врач, приглашает всех на завтрак:
— Распорядок дня нельзя нарушать, пора подкрепиться…
— Спасибо, доктор, у нас все есть! — отозвался Жердев.
— Надо обязательно есть горячую пищу!. Федоров тут же нашелся:
— Так у нас и «горячее» есть! — и потянулся к своей парашютной сумке.
И все же гостеприимные медики уговорили нас посидеть по-домашнему и даже настояли, чтобы мы шли в столовую. В уютном, уже опустевшем обеденном зале у окна за крайним столом завтракали две женщины в капитанских погонах и майор, оказавшийся заместителем начальника госпиталя. Они оживились, завидев нас, стали звать за свой стол — благо был он довольно длинный.
— В тесноте, да не в обиде! — сказал, здороваясь, Андрей Труд и, выхватив у Старчикова его красивую бутылку, поставил цимлянское поближе к дамам.
За столом пошел мужской разговор. Искри на интересовало, как дела в полку, как ребята, что нового. Называл фамилии, уточнял, что да как, внимательно слушал своих собеседников. Временами взгляд его становился задумчивым: знать, уходил невеселыми своими мыслями далеко-далеко…
Тут же Андрей Труд, или Николай Старчиков, или кто-то другой старались отвлечь его от невеселых дум, успокоить. Но Иван Руденко вдруг напрямую спросил:
— Как же все случилось?
Аркадий Федоров зацыкал на него, стал строить гримасы и глазами, жестами показывать, что же ты, мол, делаешь?!.
У Ивана под горящим, укоризненным взглядом Федорова, сидевшего как раз напротив, голова как-то сразу вдавилась в плечи, лицо покрылось красными пятнами.
— Не надо, Аркаша! — мягко сказал Искрин. — Я расскажу, пусть наука будет молодежи, пусть ошибок не делают.
Он помолчал немного, словно собираясь с мыслями и с сила ми, и тихо начал:
— Ты ведь, Андрей, и ты, Николай, — оба вы, конечно, помните тот злополучный день шестнадцатое мая. Ты со мной, Коля, тогда в паре летел. А ты, Андрей, с Речкаловым шел. Так? Прикрывали нас… Вели мы разведку, искали вражеские танки у линии фронта близ станицы Неберджаевская. Снизились парой, и я увидел штук двадцать «коробочек», если не больше.
Встретили нас здесь довольно негостеприимно — сильным зенитным огнем.
— Да, «шарлышки» «эрликонов» полнеба закрыли, — подтвердил Андрей Труд.
— Рванул я машину, на восток развернулся. Высота — полторы тысячи. А сзади, вижу, с дымом пара нас догоняет. Думал, ты, Андрей, с Речкаловым. Глядь — а уже шнуры ко мне тянутся,
И завертелся я. А выше — еще пара «мессеров»…
— Да, туговато нам пришлось тогда! — говорит Старчиков. — Здорово ты вертелся, тезка!.. От того «худого», ведущего ихнего, который никак от тебя отстать не хотел. Стрелял он, стрелял, а трасса вокруг да около твоего самолета ходит… И я свою «старушку» кручу-кручу, да никак упреждение взять не могу. Ты, помню, все кричал: «Гришка, спускайся! Гришка, снижайся!..» А его — ни слуху, ни духу… Потом вижу: ты закувыркался. Думаю, конец тебе!.. И «худые» шарахнулись в стороны. А мимо меня вдруг трасса пронеслась. Я переворотом под нее шмыгнул. Смотрю, ты у земли «кобру» выравниваешь. Осмотрелся — «худых» нигде нет…
Искрин к Андрею:
— А вы с Речкаловым куда подевались? Я вас не видел уже тогда, когда снизился и танки считал…
— Я ведь за Речкаловым смотрел. Потерял вас из виду на фоне камышей, а тут еще заметил выше нас «худых» — идут встречным курсом. Гришка и полез к ним. Я, естественно, следом. Слышал, как вы кричали, звали. Но потом все утихло… До «худых» мы не дотянулись, да и они, видимо, нас не заметили — почесали на Крымскую. Прилетаем домой, а вас еще нет…
— Ясно! — сказал Искрин. А что ему было ясно, знал только он один.
— Так вот, доложив после посадки о результатах разведки и проведенного в том вылете боя, имел я неприятный разговор и с командиром полка, и с Речкаловым, которому чуть было в ухо не врезал. Расстроился: могли ведь сбить нас, Николай, обоих: мы ведь на них… (кивнул в сторону Андрея) надеялись. Тоже мне «прикрытие»!.. Плохой осадок на душе остался, пошел в землянку, лег на нары, а перед глазами «худой» на хвосте, огоньки разбрасывает… Лежу, задумался. Вдруг звонок. Дневальный трубку взял, слушает — и сразу как закричит: «Все — бегом на ка-пэ! Командир полка вызывает».
На командный пункт прибежал, когда там уже было несколько летчиков из других эскадрилий. Раздается приказ:
«Группа бомбардировщиков в сопровождении истребителей идет на Красноармейскую. Всем — в воздух!»
Восьмерка получилась сборная, «укомплектовалась» буквально на ходу, из тех, кто ближе к командному пункту в ту минуту находился. Возглавил ее капитан Покрышкин. Как сейчас помню, в шестнадцать десять взлетели. Со мной, как это часто бывало, Старчиков в паре пошел. К Красноармейской подошли на высоте около четырех тысяч метров. Увидели группу вражеских истребителей. Идут прямо навстречу. Слышу команду Покрышкина: «Атакуем с ходу!»
Вижу, чуть ниже, прямо на меня в лоб прет «худой». Слегка наклонив самолет, успеваю дать очередь из пушки и пулеметов. От «мессера» что-то полетело, он уже горит, но упорно продолжает идти на меня и стреляет. Видать, настырный фашист попался!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115