Впереди колышется трава: кто-то ползет! Враг или друг? Летчик вытащил из кобуры пистолет.
Свои!.. Березкин увидел на пилотке звездочку — и сразу отлегло от сердца.
— Ну что смотришь? — тихо сказал солдату, пристально и настороженно разглядывавшему летчика. — Ты лучше помоги. Солдат спросил:
— Ранен? — но сразу же понял, что задает лишний вопрос. Повернулся, махнул рукой — и вот уже трое молодых, крепких парней захлопотали возле Березкина. Пока один быстрыми движениями собирал парашют, двое других, расстелив плащ-палатку, осторожно уложили на нее летчика.
— Потерпи, браток: сейчас мы тебя доставим. Раны перевяжут — сразу легче станет!
Вскоре Березкин был уже в медсанбате, где ему оказали первую помощь. Солдаты, доставившие его сюда, а их уже было четверо, стояли невдалеке в тревожном ожидании, готовые подсобить медикам, готовые как и чем только можно помочь собрату, такому же юному, как и они, пареньку, доконавшему «раму», от которой второй уже день не было покоя.
Березкин — бледный, усталый, измученный болью — лежал на лавке, полуприкрыв веки. Он слышал, как один из солдат тихо сказал врачу:
— Доктор, если кровь нужна, мы дадим… Медик ответил:
— Спасибо, ребята! Кровь есть. Потом второй голос тихо прошептал:
— А он не останется калекой?
— Не останется, если сегодня же доставим в госпиталь.
…Вечерело. Солнце вот-вот спрячется за горизонт, а духота все та же стоит. Хоть бы ветерок подул, а еще лучше — дождик бы землю омыл, освежил!
Устали авиаторы, особенно от этой изнуряющей жары. Летчикам не хочется и на КП идти: лечь бы под крылом да соснуть в тени немножко. Уже четыре вылета за нынешний день совершил. Прилег на жухлую, выгоревшую травку. И не заметил, как погрузился в дрему.
Вдруг услышал какие-то возбужденные голоса на стоянке, топот, кто-то кому-то кричал:
— Что там еще стряслось?
— Голубев вернулся!
Летчики, как по команде, бросились бежать к КП.
Стоит наш Жора, держит перед собой скомканный, стропами внахлест увязанный парашют, улыбается, что-то говорит то одному, то другому. Его обнимают ребята, целуют. Рады все, очень рады! И Веня Цветков, и Виктор Жердев, и Сергей Никитин. А уж о чувствах механика его самолета Паши Ухова и говорить не приходится: у того слезы на глазах блестят, слезы радости.
Со стоянки широким шагом приближается Покрышкин. Обнимает своего ведомого, притягивает к себе.
— Подловил все же тебя «мессер». Вот подлец!.. Жора улыбается:
— Бывает! — как-то виновато отвечает он. — Удар только ощутил, да две тени мимо промелькнули.
— Ну-ка, расскажи, Сухов, еще раз, как все было! Пришлось подробно повторить все, что видел.
— Понял? — и, обращаясь уже ко всем, Покрышкин напомнил:
— Об осмотрительности ни в коем случае нельзя забывать!.. Ну, а если видишь, что противник издалека ведет огонь, тоже маневрируй, уходя скольжением под трассу.
Слово по слову: разговоры, расспросы. Не успели страсти улечься, не успели ребята разойтись, а тут еще одна радостная новость:
— Слава Березкин жив!
— Где он? Кто сказал?
— Зачем — «сказал»? Вон он — в кузове сидит! — сияет от счастья механик старшина Иван Бовшин.
Можно себе представить, с какой болью слушали мы Вениамина Цветкова, вернувшегося из полета без своего ведомого!
— Березкин таранил «раму», — сообщил он командиру. — Оба самолета упали. Парашютистов не видел… Да и некогда было глянуть: с четырьмя «мессерами» пришлось драться…
Слушали его летчики, сочувствовали, только у начальника штаба заметно возникло какое-то недоверие к его докладу. Цветков ведь вернулся без своего ведомого и не мог толком объяснить, что и как произошло в бою…
И вдруг — Славка жив!
Бежим к остановившейся невдалеке машине. Взобрались на борт и вот видим на охапке соломы носилки и полулежащего на них друга. Лицо бледное, рука в бинтах, нога тоже.
— Привет, Слава!
— Здравствуйте, ребята!
— Досталось тебе, видать?
— Да, «угостил» фашист проклятый! Только и я ведь в долгу не остался…
— Что же теперь?
— Известное дело — госпиталь! Упросил вот медсестру, чтобы в полк завернули. Подходил уже Покрышкин, сказал, чтобы не волновался: подлечусь — меня обратно в полк заберет командир. Пошел в штаб бумагу в госпиталь готовить…
— Вот видишь, все будет хорошо: подлечишься — и снова на истребитель сядешь!
…Он вернулся в родной полк в канун Октябрьских праздников, вернулся в радостный для всех день, когда пришло известие: Киев — наш! А тут и Слава на пороге — слабый еще, но сияющий от счастья: добился своего!
Рассказывал потом, сколько пережил: ранения тяжелые — сустав на руке разбит, пальцы висят, нога отекает от ходьбы. Страдал от боли, но упорно разрабатывал руку и ногу. На медкомиссии вначале списать хотели, потом в транспортную авиацию согласились отправить. А он свое:
— Я ведь истребитель! Смотрите, все нормально — и рукой, и ногой могу действовать… Показывает, а боль такая, что искры из глаз. Но терпит, виду не показывает, даже улыбается.
Убедил врачей. Ладно, — сказали, — поезжай в свой истребительный полк…
Он вернулся в нашу боевую семью через два с лишним месяца, когда полк стоял в Аскании Нова. Представился Покрышкину. Тот обнял его:
— Ну вот — вернулся. Я ведь говорил — все будет хорошо!..
Слава еще не ведал, что о его подвиге знала вся дивизия, что в комсомольских организациях проходили собрания, на которых призывно звучали слова: «Драться, как дрался член комсомольского бюро полка младший лейтенант Березкин!..»
Тихий, скромный, немного застенчивый, он проявил в бою завидное мужество, волю к победе над врагом.
Не меньше мужества проявил он, чтобы отстоять свое право снова летать на истребителе, чтобы продолжать борьбу с врагом, драться, нести возмездие фашистам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115