Здесь царил особый дух, создававший тот психологический настрой, при котором летчик-истребитель видит главное свое предназначение: помогать другу в бою, уничтожать врага!
С фронтов идут неутешительные вести: четырнадцатый месяц полыхает война, кровопролитная, тяжелая. Враг совсем близко…
Трудное, очень трудное было время. По дороге, пролегающей близ аэродрома, идут в тыл обозы, потом движется вереница за вереницей усталая пехота, громыхая колесами, катит артиллерия, снова пехота, опять пушки — уже на «дутиках», машины. Потные, вконец усталые бредут пехотинцы. Опустив головы, не поднимая глаз, покачиваются в седлах казаки. Измотались в боях и теперь отходят, тоже с боями. Даже кони, и те словно видом своим выражают вину за то, что совершают этот вынужденный марш совсем не в том направлении — на восток.
Суровые, какие-то виноватые лица у солдат и командиров. Но их никто не осуждает: вон какие идут — перебинтованные, огнем опаленные, пороховым дымом закопченные. Видно, дрались стойко. Да слишком уж силы неравны! Отходят, спешат на переформирование эти разрозненные отряды.
Авиаторы молча провожают их взглядом. В глазах — печаль, в душе — сочувствие и боль. Тяжко на сердце, когда видишь такое, да еще где — на родной земле!.. А с высоты ведь еще виднее. Сердце кровью обливается, когда взору предстают отходящие наши войска. Значит, туго дело!..
Трудно сейчас, очень трудно всем — и пехотинцам, и артиллеристам, и авиаторам. И особенно кавалерии. Физически и морально. Не приучены казаки отступать. Их лихие натуры, их горячие кони словно созданы для стремительного, всесокрушающего удара. А тут поди сразись с бронированной силой, подставь себя и коня своего под губительный огонь, сжигающий, сметающий все живое!..
Но ведь надо сражаться. Иного выхода нет. А как будет завтра? Не исключено, что будет еще труднее…
Мы, молодые, готовимся к боям. И наряду со старшими товарищами примем на свои плечи все тяготы и лишения войны, все трудности жестоких боев.
И мысленно каждый из нас задавал себе вопрос: «А могу ли я в трудную минуту поступить так, как Кубати Карданов, Николай Маслов, Виктор Кужелев?» Когда их самолеты были подбиты, они, не раздумывая, как и Николай Гастелло, направили их в гущу скопления вражеской техники…
«Чайки» взлетают, уходят на задание, возвращаются, «заряжаются» — и снова улетают навстречу врагу. Эскадрильям нашего полка поставлена задача прикрывать с воздуха железнодорожные магистрали Гудермес — Прохладная, Моздок — Кизляр — Астрахань и Грозный — Беслан — Орджоникидзе.
«Работа» кажется нам скучной, несерьезной. Многие поговаривают о фронте. Настоящее дело, мол, только там: что ни взлет — то сражение. А тут жди, когда появится вражеский разведчик или бомбардировщик! То, что мы рвались на фронт, это, разумеется, само по себе было хорошо. Но мы были, что называется, молоды-зелены, боевого опыта у нас еще никакого не было. А враг, между тем, имел очень значительное техническое преимущество.
Полк наш истребительный, но оснащен машинами, которые уступают вражеским истребителям и в скорости, и в вооружении. Да и обстановка требует от командования временно «переквалифицировать» полк большей частью на штурмовые действия, тем более, что «штатных» штурмовиков Ил-2 еще очень мало.
А повсюду шныряют «мессеры», набрасываются на наши самолеты, стремительно атакуют, уходят на недосягаемую высоту, снова идут в атаку. Ни догнать их, ни уйти. «Мессершмитт-109» — это скорость порядка 630 километров в час, это мощный двигатель, цельнометаллический корпус, сильное вооружение — 2 пушки и 2 пулемета.
А что такое «чайка»? Биплан, сотворенный из дерева и перкаля. Скорость — 440 километров в час. Вооружение — 4 пулемета калибра 7, 62 мм…
Но летчики не падали духом, жили в ожидании боев. Ночь проводили по-фронтовому, спали под самолетными плоскостями, под копнами невдалеке от аэродрома.
Над головой — звездное небо: хоть астрономию изучай! Легкий шепот трав создает иллюзию мирной тишины. А в полночь послышался нарастающий гул моторов: вражеские самолеты-разведчики прошли в направлении Грозного и Махачкалы. Вскоре тем же курсом проследовало несколько групп бомбардировщиков…
Прибывший в полк невысокий, худощавый бригадный комиссар, изредка подергивавший левым плечом, беседовал с несколькими авиаторами у школьного здания, где теперь разместился штаб полка.
Наш батя, майор Антонов, доложил комиссару, что полк состоит из двух эскадрилий, оснащенных двадцатью самолетами И-153, способными нести по 200 килограммов бомбового груза и по 8 — 10 реактивных снарядов калибра 82 мм, а также вооруженных четырьмя пулеметами. Летчики выпуска 1938 — 1939 годов летают все в любых метеорологических условиях, но боевого опыта еще не имеют…
— Да-а! — раздумчиво произнес Дмитрий Константинович Мачнев, и плечо его дернулось раз-другой. — М-да-а!..
Посмотрел куда-то вдаль, потом, склонив голову, взглянул на носки своих тщательно начищенных сапог, поиграл желваками на скулах и после небольшой паузы, взглянув на часы, сказал:
— В двенадцать сорок всем составом полк должен нанести удар по моторизованной колонне противника, которая, по предварительным расчетам, подойдет к тому времени к Минеральным Водам. После выполнения задания посадку произвести на аэродроме Терский, откуда будут совершаться последующие вылеты. На ночь возвращаться на основной аэродром базирования.
Это был приказ. Комиссар в ту пору обладал равной с командиром властью. Надо было выполнять поставленную боевую задачу.
Майор Гейко прикинул по карте — и закусил губу:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115