— Сильный бой неделю тому назад провели мы с комэском над Севастополем. Не могу не рассказать!.. И рассказал:
— Накануне мы сопровождали группу «Ильюшиных», а наши соседи шестеркой вылетели на прикрытие войск в районе Севастополя и построили плотный боевой порядок. Нам даже видно было, как пара «худых» с высоты атаковала ту шестерку и сразу же сбила два наших истребителя. Хорошо, что летчикам удалось выпрыгнуть…
И вот когда нам поставили задачу прикрывать наземные войска в том же районе, Иван Григорьевич на предварительной подготовке сказал:
— Боевой порядок построим «этажеркой» Покрышкина: пойдем парами одна над другой, на разных высотах.
Комэск в паре с младшим лейтенантом Березовиком шел на высоте 3500 — 4000 метров; младший лейтенант Дементеев с младшим лейтенантом Герасимовым и младшие лейтенанты Степанов и Чуприн (ударная группа) — на трех тысячах. Рассредоточились по фронту и в глубину.
В таком боевом порядке пришли в район прикрытия. Борис Дементеев, встретив на «своей» высоте пару «фоккеров», атаковал их и сбил одного. В то же время вторую пару ФВ-190, находившуюся выше, атаковал комэск и тоже отправил на землю одного. Второго гнали до самой земли. Тот улепетывал домой, но это его не спасло: сбил его все же Похлебаев — возле вражеского аэродрома фашист и упал.
Правда, самолет комэска попал под огонь «эрликонов» и получил повреждение, и пришлось Ивану Похлебаеву садиться вынужденно в поле. Но то была уже наша территория.
— Ну, ты и даешь! — восторженно произнес я и похлопал Похлебаева по плечу. А Березкин тут же перевел разговор в иное русло:
— Да хватит вам — все про ребят да про ребят! А как там наши девчата?..
— Девчата? А что? Отличные у нас помощницы, — отозвался Похлебаев. — У Бориса вот лучше спроси: он даже успел уже в одну из них влюбиться.
— В кого же?
— А помнишь, у нас механиком по радио была Рая Михайлова?
— Помню — как же: красавица наша! Вот Костя до сих пор забыть ее не может.
Дементеев покраснел до ушей. А я ему сразу же «успокоительное»:
— Ты не нервничай и не ревнуй. Рая не только мне — всем нашим ребятам нравилась. Скромная, трудолюбивая. Ребята не дадут соврать: человек она хороший и специалист отменный.
Похлебаев уточнил:
— Да, она действительно молодчина. Прежде, когда в полку И-шестнадцатые были, она не могла развернуться, показать свои знания и способности. Теперь уже к правительственной награде представлена: за то, что обеспечивает безупречную работу радиосвязи. Обслужила более полутысячи боевых вылетов!.. Как же ее не ценить!
Славу Березкина разговор не устраивает: ему и про других девчат хочется узнать. И Похлебаев уступает его просьбе — и о парашютоукладчице Марии Гриневой, которая фактически спасла Ивану, мне и другим ребятам жизнь, рассказывает, и об оружейницах, механиках сообщает все, что знает. Потом коротко заключает:
— Очень хорошо трудятся наши девушки. Старательно, добросовестно.
Он говорит о чем-то еще, а у меня вдруг мысль появляется: «Неужели они наши самолеты забирают?..» И тут же «вооружаюсь» доводом: наш полк еще только готовится перелететь на фронт, а 101-й гвардейский дерется, да еще как! И где? Под Севастополем!.. Нет, не жалко, если машины отдадут Похлебаеву…
Прощаемся. Руденко что-то говорит Похлебаеву — и тот вдруг оживляется:
— Ну как, тезка: мои носки греют?
— Не только греют, а и память «оживляют»!.. Как и Костины вельветовые штаны…
Все дружно расхохотались: знали ведь историю. Когда Иван Руденко, возвратившись из кавалерии в авиацию, стал летать, Похлебаев заметил однажды, что ботинки у парня обуты на босу ногу. А на дворе — март…
И как-то вечером достал Похлебаев присланные ему в подарок шерстяные носки домашней вязки и протянул товарищу:
— На-ка, Ванюша, надень. А то простудишься! Летчику же здоровье нужно…
Год назад это было — в станице Днепровской. Сколько же событий произошло за этот год!..
…Все двенадцать самолетов, крыло к крылу, ровным рядом выстроились на краю аэродрома. Ходим возле них, что-то осматриваем, проверяем. К нам уже привыкли и технический состав, и охрана Уже и вещи поскладывали, лючки покупками загрузили. Парашюты в кабинах, на сиденьях лежат. Зашли мы на командный пункт, то да се, интересуемся погодой. Диспетчер подбодрил нас: ждет, мол, подтверждения разрешения на вылет.
Ждем тоже. Да уже и нервничать стали: уж очень долго задерживается это самое подтверждение — не меньше двух часов прошло.
Олефиренко еще раз к синоптикам сходил. Смотрим — шагает бодро, размашисто.
— По самолетам!..
Мы — к кабине, а часовой тут как тут:
— Стой! Стрелять буду! Олефиренко издали кричит ему:
— Двигатели опробовать надо. Тебе что, впервой? А разрешение сейчас будет.
Солдат смягчился, пропустил. Потом примирительно говорит:
— Только парашюты не надевайте.
— А зачем нам парашюты, браток? — снисходительно, с ухмылкой спрашивает его Жердев.
Солдат пожал плечами: дело, мол, ваше.
Летчики уже в кабинах. Запустили двигатели, прогревают их. Вроде бы проверяют связь — наушники надели.
— Взлет! — вдруг прозвучала команда Ивана Олефиренко.
И, повинуясь этому приказу, все двенадцать двигателей дружно взяли басовую ноту и все двенадцать истребителей прямо со стоянки, поперек старта, покатились вперед, разбежались и пошли на взлет.
…В Черниговке встречало нас не только все руководство полка, а даже комдив и комиссар, как мы продолжали называть начальника политотдела дивизии Мачнева.
Зарулили, собрались, идем докладывать начальству — вот мы, мол, какие молодцы: хоть и долго сидели, но могли еще дольше оставаться там, если бы не проявили прыть и находчивость.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115