"Фи, стыд и срам! Порядочной женщине зазорно даже стоять рядом с ним", - думала Рохеле, подходя снова к невесте. Она уж готова была забыть о самом существовании Стемпеню.
Но что это? Отчего все вдруг насторожились? Это Стемпеню в сопровождении оркестра снова заиграл "Заунывную". Сразу все затихло - ни звука, ни шороха. Задумчиво стоят мужчины, приумолкли женщины. Юноши и девушки взбираются на стулья и скамьи. Все хотят слушать Стемпеню.
Айзик-Нафтоля, склонив голову набок, с видом знатока внимает звукам скрипки. Двося-Малка застыла на месте с тарелкой в руке. Даже слуги-мужчины с подобранными фалдами сюртуков и женщины с подоткнутыми подолами юбок остановились в оцепенении посреди комнаты... А Стемпеню залился на своей скрипке такой грустной мелодией, что народ и дохнуть боится. Все замерли. Сердца смягчаются, увлажняются глаза. Люди стонут, люди плачут... А Стемпеню? Где Стемпеню? Нет его!.. Никто не видит Стемпеню, никто не видит его скрипки. Все слушают божественные звуки, которые наполняют комнату.
А красавица Рохеле, никогда до того не слышавшая Стемпеню, упивается изумительными звуками и не понимает, что с ней: мелодии словно ласкают ее, сердце переполнено... Рохеле смотрит туда, откуда несутся эти удивительные звуки, и видит прекрасные черные глаза, которые глядят на нее в упор, пронзают насквозь, как остро отточенные стрелы. Эти прекрасные, огненные-черные глаза устремлены на нee, ласкают, говорят что-то без слов... Рохеле опускает голову и видит пред собой сверкающие черные глаза. Она глядит во все стороны-и видит те же черные огненные глаза...

VI
После свадебного пира

Свадебный ужин давно окончен.
Уже отгремели все "виваты" "Виваты" - поздравительные мелодии, которые музыканты играли поочередно в честь невесты, жениха, сватов и родичей со стороны невесты и жениха.

, уже поднесены свадебные подарки новобрачным, невеста уже протанцевала свой "целомудренный танец", а веселье все еще в полном разгаре, каждый из гостей заказывает оркестру танец. Резник Ионтл танцует "кааачка", а навстречу ему важно выступает мать невесты, с огромным животом. Публика хлопает в ладоши, а благочестивый резчик не замечает даже, что танцует с женщиной. Залихватски откалывая коленца, он идет вприсядку. Мать невесты притопывает подбоченясь и улыбается реб Ионтлу широкой улыбкой, которая расплывается по всему ее широкому лунообразному лицу.
Веселье paзгорается. Мужчины танцуют уже, не в обиду им будь сказано, чуть не в одних исподних.
Вот и Айзик-Нафтоля скивул сюртук, выставив напоказ широкие рукава белой сорочки. Не так-то легко было уломать его, чтоб он согласился снять сюртук. Кто-то напялил ему на голову чужую шляпу, нахлобучил ее нa глаза. Bсe гогочут, глядя на него веселыми пьяными глазами. Даже его родной сын Мойше-Мендл (муж Рохеле) и тот схватил отца за белый рукав сорочки и настойчиво тащит в круг.
– Не жалей ног! - кричит Мойше-Мендл отцу, подпрыгивая чуть не до потолка.
Музыканты играют уже без Стемпеню. Они вошли в раж. Верховодит ими один из одутловатых юнцов с лопатообразными зубами. Черный лохматый Шнеер-Меер вторая скрипка - дремлет; Иокл-контрабас храпит. А молодежь старается изо всех сил. Больше всех усердствует Мехча-барабанщик,-он как зверь колотит барабан. Его рыжей головы и не видать; видно только, как он подергивает плечами и притопывает кривыми ножками. А Стемпеню? Тот снует между молодыми женщинами, постепенно подбираясь к Рохеле.
– Не пойти ли нам домой, свекровь?- обратилась Рохеле к Двосе-Малке, которая во все глаза смотрела на Айзик-Нафтолю с выставленными напоказ рукавами белой сорочки и с чужой шляпой на голове.
– Что ж, пойдем, доченька, пойдем. Завтра базарный день-надо выспаться. Глянь, как они разгулялись!
И Двося-Малка с невесткой уходят.
Край темно-голубого неба светлеет. Близится рассвет. Запел петух, и десятки других ответили ему приветным ку-ка-ре-ку. Где-то вдали залаяла собака. Все хатенки погружены еще в глубокий сон. Только в доме резника Герш-Бера светится огонек: он встает за час до рассвета и в предутренней тишине читает священные книги...
– Что скажешь, Рохеле, про дочку Гнеси? И боже мой, как расфуфырилась! Ну, как она тебе понравилась?
Погруженная в свои думы Рохеле ничего не ответила. Кто знает, о ком сейчас ее помыслы?
– Свекровь, - неожиданны заговорила она, - я ведь сегодня впервые слышала Стемпеню.
– Что ты, дитя мое! Как это впервые? А у вашего богача реб Лейбци-Аврома-Герша? А у реб Нехемьи-быка? А у Соры, дочери Бенциона? Наконец у самого цадика? Цадик (праведник), или ребе (ученый) - святой, духовный руководитель "хасидов" (приверженцев религиозно-мистического течения в иудаизме-"хасидизм").


– Не помню, - ответила Рохеле. - Все слышу: Стемпеню да Стемпеню, но видеть его никогда не приходилось.
– Оно и понятно. Где тебе и помнить?! Ты еще была совсем цыпленком, когда Стемпеню играл на свадьбе у дочери сквирского цадика. Ох и свадьба была! Всем моим близким и друзьям желаю справлять такие свадьбы! Можешь себе представить - я тогда была беременна Иосинькой... На каком же это месяце? На шестом, видно... А? нет, на восьмом... Куда ты, Рохеле? Вот ведь наш дом, а ты прямо к Гнесе. Вот так штука, ха-ха-ха!
– Что за вздор!-сама себе удивилась Рохеле, оглянувшись кругом. - Смешно, право, ха-ха-ха!
Смеясь, свекровь с невесткой вошли в дом. Надо было вздремнуть хотя бы часок-другой: с утра в Мазеповке предстоял большой базар, почти ярмарка.

VII
Рохеле не спится

Вот беда - Рохеле не может уснуть!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33