Минута – и мы уже прошли мостик, мы уже на леваде. Минута – и гладкая, нежная рука Бузи выскользнула из моей руки – и солнце, и небо, и поле, и речка, и лес потеряли весь свой прежний блеск и прелесть в моих глазах.
– Странное дело, – говорит мне Бузя, и ее прекрасные голубые глаза из «Песни песней» в это мгновение глубоки, как небо, и задумчивы, как ночь, – странное дело: всякий раз, когда я перехожу или переезжаю через реку, какая бы река ни была, я вижу своего отца, – и всякий раз…
Я перебиваю ее:
– Ты говоришь глупости, Бузя.
Бузя думает с минуту, потом говорит мне:
– Глупости? Ха-ха-ха, ты прав. Я говорю глупости, потому что я глупенькая. Я глупая девушка, правда ведь, глупая девушка? Скажи правду, Шимек. Правду скажи мне, ха-ха-ха!
Бузя смеется, запрокидывает голову и показывает свои красивые зубы. На сияющем солнце лицо ее сияет, и все краски поля отсвечивают в ее глазах, в ее прекрасных голубых глазах из «Песни песней».
8
Напрасно! Я не могу убедить ее, что она далеко не так глупа, что она вовсе не глупа. Она знает, говорит она мне, она знает, что есть люди глупее ее. Она знает. Но в сравнении со мной она глупенькая. Представьте себе – она верит снам.
– Правда, Шимек, ты не веришь? А я верю. Вот вчера лишь мне приснился отец из загробного мира, одетый, веселый, живой, с тростью в руке. И говорит со мной так приветливо, так ласково и вертит тросточкой: «Я пришел на свадьбу к тебе, дочь моя…» Ну, что ты скажешь, Шимек?
– Бузя, не надо верить снам. Сны – это чепуха.
– Чепуха, говоришь ты?
Бузя стоит минуту задумавшись, бросается бежать по многоцветному полю и останавливается.
Как цветок, как яркий, многокрасочный цветок, выглядит Бузя на этом многоцветном поле, которое простирается вокруг нас без конца, без краю. Желтыми ромашками оно расшито. Красными цветочками оно расцвечено. Синий купол неба над головой Бузи. Серебристая речка у ног ее. Со всех сторон несутся нам навстречу пряно-одуряющие запахи бальзамов и трав. Я заколдован, я опьянен.
Как заколдованная, стоит и Бузя посреди многоцветного поля и смотрит на меня, задумавшись, задумавшись, как лес.
О чем думает теперь Бузя? Что говорят ее глаза, ее прекрасные голубые задумчивые глаза из «Песни песней»?
«Я лилия Саронская, роза долин…»
Вот что говорят мне ее глаза. И мне кажется, что никогда, никогда еще Бузя не была настолько Суламифью из «Песни песней», как в эту минуту.
9
Как цветок выглядит Бузя, лилия Саронская, Как цветущая роза выглядит Бузя, роза долин, в этом широком многоцветном поле, что простирается вокруг нас без конца и без краю. Желтыми ромашками оно расшито. Красными цветочками расцвечено. Голубой небесный купол над головой Бузи. Серебристая речка у ног ее. Со всех сторон несутся нам навстречу пряные, одуряющие запахи бальзамов и трав. Я заколдован, я опьянен.
Бузя идет. Я – за ней. Легко и быстро идет Бузя. Легко, как серна, как лань полевая, несется она по многоцветному полю, что простирается без конца и без краю. И на сияющем солнце лицо ее сияет, все цвета поля отсвечивают в ее глазах, в ее прекрасных голубых задумчивых глазах из «Песни песней».
Никогда, никогда еще Бузя не была настолько Суламифью из «Песни песней», как в этот день.
– Узнаешь это поле, Бузя?
– Когда-то оно принадлежало тебе…
– А горка?
– Твоя горка. Когда-то все это было твое. Все, все твое, – говорит мне Бузя с легкой усмешкой на, красивых губах.
Мне кажется, что она смеется надо мной так, как смеялась когда-то, много лет назад.
– Сядем?
– Сядем.
Я усаживаюсь на горке и устраиваю место для Бузи. Бузя садится против меня.
– Вот тут, Бузя, помнишь, я тебе когда-то рассказывал, как я…
Бузя прерывает меня и кончает:
– Как ты поднимешься с помощью колдовского слова и полетишь, как орел, к туче, выше тучи, над полями, над лесами, через горы, через воды, через моря и пустыни, и прилетишь туда, за Черные горы, к хрустальному дворцу. Там сидит твоя заколдованная царевна вот уже семь лет и ждет, чтобы ты над нею смиловался и прилетел с помощью «колдовского слова» выручить ее, освободить ее – ха-ха-ха!
Нет. Бузя сегодня странно весела. Неестественно весела. Она смеется принужденно. Довольно. Всему свое время. Пора сказать ей несколько серьезных, четких, ясных слов. Пора уже раскрыть перед ней свое сердце, обнажить свою душу… И я кончаю свою мысль словами «Песни песней»: «Пока погаснет светило дня и не исчезнут тени с земли…»
10
За все время, что я дома, я не высказал Бузе и десятой, и сотой доли того, что я излил перед нею здесь, в это утро. Я открыл ей свое сердце, обнажил свою душу. Рассказал ей всю правду, – что меня сюда привело…
Если бы не письмо отца с поздравлением, если бы не три слова: «Суббота после швуэса» – меня не видела бы сейчас эта речка, что бежит там внизу по уклону, и эта роща, что зеленеет тут недалеко…
И я клянусь ей этой речкой, что течет там по уклону, и той рощей, что зеленеет тут недалеко, и этим голубым покрывалом неба, что над нашей головой, и золотым багряным солнцем, которое отсвечивает в ее глазах, и всем, что прекрасно, и чисто, и свято, – что я приехал сюда только ради нее, только ради нее, потому что… я люблю ее – наконец это слово сорвалось!
– Потому что я люблю тебя, Бузя, слышишь: я люблю тебя той святой, пылающей, адской любовью, которая описана в «Песни песней»: «Сильна, как смерть, любовь, жестока, как ад, ревность. Стрелы ее – стрелы огненные…» Что с тобой, Бузя! Ты плачешь? Бог с тобой!..
11
Бузя плакала.
Бузя плакала – и весь мир облекся в печаль. Солнце перестало сиять. Речка перестала течь, роща – зеленеть, бабочки – летать, птички – петь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14