А там начинаются двенадцать высоких гор, которые пышут огнем; на двенадцатую гору, у самой вершины, я спущусь, пройду пешком семь миль и доберусь до дремучего леса. Иду все лесом да лесом, пока не приду к маленькому ручейку. Ручеек переплыву и отсчитаю семь раз по семь. Тогда предстанет передо мной древний старичок с длинной бородой и спросит меня: «Скажи, чего ты желаешь?» И я скажу ему: «Отведи меня к царевне».
– К какой царевне? – спрашивает меня Бузя, и мне кажется, что она испугалась.
– Царевна – это прекрасная принцесса, которую украли из-под венца, околдовали и посадили в хрустальный замок, вот уже семь лет…
– А тебе-то что до нее?
– Как это, что до нее? Ведь я должен ее освободить.
– Ты должен ее освободить?
– А кто же?
– Не надо лететь так далеко. Послушай меня, не надо…
13
Бузя берет меня за руку, и я чувствую, что ее маленькая белая ручка холодна.
Я смотрю ей в глаза и вижу, как в них отражается золотое солнце, которое прощается с днем, с первым ясным, теплым, предпасхальным днем. Мало-помалу день умирает. Точно свеча, гаснет солнце. Шум, стоявший весь день, молкнет. На улице уж не видать ни живой души. В окнах домов показываются огоньки праздничных свечей. Странная торжественная тишина окружает нас, меня и Бузю, и мы чувствуем себя крепко слившимися с этой праздничной тишиной.
– Шимек! Шимек!
14
Уже в третий раз мать напоминает, что мне пора в синагогу. Да разве я сам не знаю, что мне пора в синагогу? Посижу еще минуту, одну минутку, не больше. Но Бузя услыхала, что меня зовут, она вырывает руку, поднимается и торопит меня.
– Шимек, это тебя зовут, тебя! Иди, иди, пора уже! Иди, иди!
Я собираюсь уходить. День улетел. Погасло солнце. Золото превратилось в кровь. Ветерок подул, легкий, прохладный. Бузя торопит меня – иди!
Я бросаю на нее последний взгляд. Совсем не та Бузя. Иной вид, иную прелесть приобрела она в моих глазах в этот зачарованный вечер. «Заколдованная принцесса» – проносится у меня в голове. Но Бузя не дает мне долго думать. Она торопит меня, торопит меня. Я иду и оглядываюсь на заколдованную принцессу, которая целиком слилась с этим волшебным пасхальным вечером. И я останавливаюсь, зачарованный. Но она машет мне рукой: «Иди, иди!» И мне кажется, я слышу ее голос, она говорит мне словами «Песни песней»: «Беги, возлюбленный мой; будь подобен серне или молодому оленю на горах бальзамических…»
Вторая часть
За зеленью

1
– Скорее, Бузя, скорее! – говорю я Бузе в канун праздника швуэс, беру ее за руку, и мы быстро взбираемся на гору. – День не ждет, глупенькая. Нам надо пройти вон какую гору, а за горой еще речка. Через речку положено несколько бревен – это мостик. Река течет, лягушки квакают, бревна под ногами качаются, и лишь там, за мостиком, начинается настоящий рай, Бузя! Там начинаются мои владения.
– Твои владения?
– Нет, «левада». Большой луг, который тянется, тянется без конца, без краю, зеленым ковром покрытый, желтыми ромашками расшитый, красными цветочками расцвеченный. И какие там запахи, тончайшие в мире бальзамы! И деревья там есть у меня: без числа деревьев, высокие, ветвистые деревья. Там есть у меня горка, на которой я сижу. Хочу – сяду, захочу – скажу колдовское слово и полечу, подобно орлу, выше тучи, над полями, лесами, через моря и пустыни, пока не перелечу за Черные горы.
– А оттуда? – перебивает меня Бузя, – ты пройдешь пешком семь миль и придешь к ручейку…
– Нет, к дремучему лесу… Раньше иду все лесом да лесом и лишь потом приду к ручейку…
– Ручеек переплывешь и отсчитаешь семь раз по семь…
– Предстанет передо мной древний старичок с длинной бородой…
– Он спросит тебя: «Скажи, чего ты желаешь?»
– И я скажу ему: «Отведи меня к царевне…»
Бузя вырывает свою руку из моей и мчится вниз с горы. Я бегу за ней.
– Бузя, чего ты так бежишь?
Бузя не отвечает, Бузя сердита. Она не любит царевны. Все сказки она любит, только не про царевну…
2
Кто такая Бузя – вы, должно быть, помните. Я вам уже однажды рассказывал о ней. Но если вы забыли, я повторю еще раз.
У меня был старший брат Беня. Он утонул. Он оставил водяную мельницу, молодую вдову, пару лошадок и ребенка. От мельницы мы отказались. Лошадок продали. Вдова вышла замуж куда-то далеко. А ребенка забрали к нам.
Это и была Бузя.
Ха-ха-ха! Все думают, что мы с Бузей брат и сестра: моего отца она зовет отцом. Мою мать – матерью. И мы живем, словно брат и сестра, и любим друг друга, как брат и сестра.
Как брат и сестра? Почему же Бузя меня стыдится?
Однажды произошло у нас вот что. Мы остались одни, совершенно одни во всем доме. Дело было перед вечером, уже стемнело. Отец ушел в синагогу читать поминальную молитву по покойному брату Бене, а мать пошла куда-то за спичками. Мы с Бузей забрались в уголок, и я рассказывал ей сказки. Прекрасные сказки из хедера, сказки из «Тысячи и одной ночи». Она придвинулась ко мне совсем близко. Ее рука в моей руке.
– Говори, Шимек, говори!
Тихо спускается ночь. Медленно взбираются по стенам тени, дрожат, ползут по земле и расплываются. Мы едва видим друг друга, но я чувствую – ее ручка дрожит, слышу – сердечко стукает, вижу – глазки блестят в темноте. Вдруг она вырывает свою руку из моей. «Что такое, Бузя?» – «Нельзя». – «Чего нельзя?» – «Нельзя нам держаться за руки». – «Почему? Кто тебе сказал?» – «Сама знаю». – «Разве мы чужие? Разве мы не брат и сестра?» – «Ах, если бы мы были брат и сестра!» – тихо говорит Бузя, и в ее словах мне слышится отзвук «Песни песней»: «О, если бы ты был брат мой!»
Вечно вот так: когда я говорю о Бузе, мне вспоминается «Песнь песней».
3
На чем мы остановились?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14