Роману стало так тяжело, словно большой камень придавил его.
Что же делать?
Ленка хотела еще что-то сказать, но Роман уже не слушал. Повернувшись, он побежал по лестнице.
В квартире пели, плясали, и никто не обратил внимания на Романа.
Прошмыгнув в кухню, Роман постучал к Тофферу. В комнате зашуршали бумагой, потом послышался голос Тоффера:
— Войдите.
Роман вбежал, захлопнул за собой дверь и остановился.
— А, именинник, — улыбнулся Тоффер. — Ну, что скажешь?
— Удирайте! — крикнул Роман.
Тоффер резко поднялся. Вскочили и остальные.
— Что ты мелешь? — строго спросил Тоффер.
— Не мелю! — крикнул Роман. — Ленка сказала. Ночью полиция с дворником придет обыск делать. Дворник сказал, что вы шпион.
Лицо Тоффера почернело, на лбу надулись складки. Товарищи молча переглянулись.
— А похоже на правду, — сказал один. — У них сейчас любимый прием: назовут шпионом — и каюк.
— Спасибо, Роман, — сказал Тоффер, гладя его по голове. — Теперь иди, веселись.
Пирушка уже не занимала Романа. Он сидел, тревожно поглядывая на дверь и прислушиваясь к малейшему шороху.
А гости все веселились. Изредка прикладывались к рюмкам. Но вот на кухне что-то грохнуло. Мать раскрыла дверь. Там стояли Тоффер с чемоданом в руке и его товарищи.
— Простите, — улыбнулся он, — зацепился за что-то.
— А вы куда?
— Товарищей приезжих надо пристроить. Но вы не беспокойтесь, — может быть, я сегодня и ночевать не буду дома.
— Как вам удобнее, — сказала мать.
Тоффер быстро оглядел комнату, отыскал глазами Романа, забившегося в угол, и кивнул ему. Роман ответил прощальным кивком. Один только он и знал, что Иван Иваныч, может быть, навсегда прощается с квартирой.
Поздно разошлись гости.
Роман лег, но уснуть не мог.
На него напал страх. Вдруг Ленка перепутала что-нибудь, и он обманул Тоффера.
За окном шумел дождь. А Роман все не спал, лежал и прислушивался к шорохам. От напряжения даже в висках стучало.
Но вот послышался звук голосов. По двору шли люди. Уже отчетливо было слышно, как много ног ступает по ступенькам лестницы.
Роман лежал не дыша.
В дверь застучали. Стучали громко, но никто не проснулся. Стук повторился. Кто-то за дверью выругался.
— Кого еще несет, чума их возьми, — заворчал, просыпаясь, дед.
Приподнялась бабушка. Вскочила мать. Зажгла свечку и, накинув юбку, подошла к дверям.
— Кто там?
— Откройте, Любовь Никифоровна, — раздался голос старшего дворника. — Полиция здесь.
— С нами крестная сила! — забормотала бабушка, побелев и часто крестясь.
Дед кряхтел и, сидя на кровати, равнодушно чесал спину. Мать, волнуясь, отдернула задвижку. Тотчас же вошли два городовых, пристав и дворник.
— У вас проживает Иоганн Ян Тоффер? — спросил пристав.
— Проживает, — сказала мать.
— Покажите комнату.
Мать, перепуганная, молча провела людей через кухню. Роман, замирая от возбуждения, приложил ухо к стене.
Вот все остановились перед дверью. Сильный рывок потряс стены квартиры. Это открыли дверь. Минуту стояла тишина, потом послышалась ругань пристава.
— Да его нет… Где он?
— Не знаю, господин пристав, — бормотала перепуганная мать. — Вечером ушел и не приходил.
Пристав долго ругался. Успокоившись, велел всем ложиться и гасить свет, а сам, оставив в засаде городовых, ушел. Городовые долго ворочались в темной комнате, после затихли.
Утром в квартире все было спокойно.
На дверях комнаты Тоффера висела большая красная печать. Роман долго в щелку рассматривал комнату Тоффера. Все было на месте, и даже скрипка, как всегда, висела на стене, завернутая в коричневую тряпку. Только хозяина не было.
Вдруг Роман что-то вспомнил и кинулся к своему ящику. Минуту торопливо рылся и извлек со дна книжку.
— Книгу забыл отдать Ивану Ивановичу. Стало стыдно. Как будто украл.
С того дня, как Тоффер дал книгу, она лежала на дне ящика даже не разрезанная. С книгой Роман сел к окну, твердо решив прочесть ее. Открыл первую страницу. В углу заметил надпись чернилами и радостно рассмеялся.
На обложке крупными, аккуратно выведенными буквами стояло:
Маленькому Роману на память от его усатого друга
Ивана Ивановича.

ГОРОДСКОЕ ТРЕХКЛАССНОЕ
В ПЕРВОМ КЛАССЕ
Рамы наглухо закрыты. Начисто вымыты стекла, и от этого особенно ярко блестят стекающие по ним дождевые капли. Они ползут сперва медленно, делая неожиданные зигзаги, потом, сорвавшись, стремительно сбегают вниз, оставляя на стекле серебристую рваную цепочку мелких водяных крупинок.
От дождя неясный, ровный шум. Дождь звенит по стеклам, шелестит по наружной стене. Дрожь пробирает при одной мысли, что теплая стена комнаты с выцветшими ласковыми обоями с другой стороны сейчас холодна и набухает холодным дождем. На столе коптит пузатая керосиновая лампа. Аська сидит у стола, что-то вышивает. Поблескивает на пальце медный наперсток. Аська теперь совсем заважничала. Весной она кончила школу и уже второй месяц работает в типографии ученицей-приемщицей.
В углу сидит Колька в зеленом служебном кителе с блестящими пуговицами. Колька рисует.
Роман не видит рисунка, но знает, что это немцы — в касках, со штыками.
Последнее время с Колькой опять что-то случилось. Он подолгу молча сидит, уставившись в одну точку. Иногда встряхнется, вздохнет и опять задумается.
Роман уверен, что Колька опять что-нибудь затевает. Но что?
Посреди комнаты мать раскладывает грязное белье. В ночь стирать будет.
На сундуке сидят Настасья Яковлевна и бабушка. Настасья Яковлена поминутно прикладывается к табакерке и звонко чихает, вспугивая тишину. Она еще больше потолстела, обрюзгла.
За стеной новый жилец — маклак с рынка — дребезжит тихонько на балалайке и пьяным голосом гнусит:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59