Она чувствовала, он хочет от нее освободиться.
Вечером он опять к ней вернулся. В темноте они ходили по берегу, потом немного посидели, укрывшись в дюнах.
– Похоже, – сказала она, когда они сидели, глядя на темное море, где не видно было ни огонька, – похоже, ты любишь меня только ночью… а днем не любишь.
Он чувствовал себя виноватым и все пропускал меж пальцев холодный песок.
– Ночь – для тебя, – ответил он, – а днем я хочу быть сам по себе.
– Но почему? – спросила Клара. – Почему даже теперь, когда мы с тобой на отдыхе?
– Не знаю. Не могу я днем заниматься любовью.
– Но быть рядом вовсе не всегда значит заниматься любовью, – сказала она.
– Когда мы вместе, всегда, – возразил Пол.
Горько ей стало.
– Ты вообще-то хотела бы, чтоб мы поженились? – с любопытством спросил он.
– А ты? – в свою очередь спросила Клара.
– Да, да. И пускай бы у нас были дети, – медленно ответил Пол.
Клара сидела, опустив голову, ковыряла песок.
– Но ты же, в сущности, не хочешь развестись с Бакстером? – сказал он.
Она ответила не сразу.
– Нет, – это прозвучало очень продуманно, – пожалуй, нет.
– Почему?
– Не знаю.
– У тебя такое чувство, что ты – его?
– Нет, пожалуй, нет.
– Тогда что же?
– Я думаю, это он – мой, – ответила она.
Некоторое время Пол молчал, слушал ветер, дующий с хрипло ворчащего темного моря. Потом сказал:
– И ты, в сущности, никогда не хотела быть совсем моей?
– Конечно же, я – твоя, – ответила она.
– Нет, – возразил Пол, – ты ведь не хочешь развестись.
Этот узел они развязать не могли, и они отказались от этого, взяли то, что могли, а чего достичь не могли, на то закрыли глаза.
– По-моему, ты обращалась с Бакстером ужасно, – как-то раз сказал он.
Он почти ждал, что Клара ответит ему, как ответила бы его мать:
– Ты думаешь о собственных делах, а о других людях мало что знаешь.
Но, к его удивлению, Клара не отмахнулась от него.
– Почему? – спросила она.
– Наверно, ты приняла его за ландыш, посадила в подходящий горшок и соответственно за ним ухаживала. Ты решила, что он очень нежное растение и незачем ему быть каким-то сорняком. Ты этого не допустишь.
– Никаким ландышем я его не воображала.
– Ты воображала его не тем, кто он есть. Вот что такое женщина. Ей кажется, будто она знает, что хорошо для мужчины, и уж «расстарается, чтоб он это получил; и неважно, что он голодает, изводится, не получая того, что ему нужно, – завладев мужчиной, она дает ему то, что, по ее разумению, для него хорошо.
– А ты что делаешь? – спросила Клара.
– Я думаю, что же в таком случае запою я, – засмеялся Пол.
И вместо того, чтобы отхлестать его по щекам, она приняла его слова всерьез.
– Думаешь, я хочу тебе дать то, что для тебя хорошо? – спросила она.
– Надеюсь. Но любовь должна давать ощущение свободы, а не неволи. С Мириам я чувствовал себя точно осел на привязи. По ее мнению, я должен кормиться на ее делянке и больше нигде. Отвратительно!
– А сам ты позволил бы женщине поступать как ей хочется?
– Да, я постарался бы, чтоб ей самой хотелось меня любить. А если не любит… что ж, я ее не держу.
– Был бы ты такой замечательный, как на словах… – заметила Клара.
– Я был бы просто чудо, так ведь я и есть чудо, – засмеялся Пол.
Оба молчали и ненавидели сейчас друг друга, хотя и посмеивались.
– Любовь – собака на сене, – сказал Пол.
– Кто же из нас собака? – спросила Клара.
– Ну, конечно, ты.
Итак, сражение между ними продолжалось. Клара знала, не бывает минуты, когда он принадлежал бы ей всецело. Какая-то его часть, и немалая, жизненно важная, ей не подвластна – и не пыталась заполучить эту часть, или хотя бы понять, что же это такое. А Пол знал, в некотором смысле Клара все еще ощущает себя женой Доуса. Доуса она не любит, никогда его не любила, но не сомневается, что он-то ее любит, по крайней мере зависит от нее. И есть в нем некая надежность, какой она никогда не ощущала в Поле Мореле. Страсть к этому молодому человеку насытила ее душу, принесла известное удовлетворение, уменьшила недоверие к себе, сомнение. Какова бы она ни была, она поверила в себя. Она словно нашла себя самое, все существо ее обрело определенность и законченность. Любовью утвердилась зрелость ее «я»; но Клара никогда не считала, что ее жизнь отдана Полу Морелу или его жизнь – ей. В конце концов они расстанутся, и до самой смерти она будет тосковать о нем. Но теперь она по крайней мере это знает и отныне в себе уверена. Пожалуй, это справедливо и для Пола. Оба они друг через друга получили крещение жизнью, но теперь у каждого свое предназначение. Туда, куда влечет Пола, ей с ним не по пути. Рано или поздно они должны будут расстаться. Пусть бы даже они поженились, пусть были верны друг другу, все равно он бы волей-неволей ее покинул, шел своей одинокой дорогой, а ей осталось бы лишь заботиться о нем, когда он придет домой. Но это невозможно. Каждому из них нужен тот, кто пойдет с ним рядом.
Клара поселилась у матери на Мепперли-Плейнс. Однажды вечером, когда они с Полом шли по Вудбороу-роуд, им повстречался Доус. Еще издали что-то в осанке встречного показалось Полу знакомым, но в ту минуту он был поглощен своими мыслями, и лишь его глаз художника приметил незнакомца. И вдруг он рассмеялся, повернулся к Кларе, положил руку ей на плечо со словами:
– Мы идем рядом, но я в Лондоне и воображаю, будто спорю с Орпеном
, а ты где?
В этот-то миг и прошел мимо Доус, чуть ли не вплотную к Морелу. Пол глянул, увидел темные карие глаза, горящие, полные ненависти и притом усталые.
– Кто это был? – спросил он Клару.
– Бакстер, – ответила она.
Пол снял руку с ее плеча и обернулся, словно вновь отчетливо увидел человека, идущего навстречу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158