Доус теперь был в санатории полковника Сили неподалеку от Ноттингема. Пол навещал его там иногда, Клара очень редко. Между мужчинами завязалась своеобразная дружба. Доус поправлялся очень медленно, казалось, он очень слаб, казалось, окончательно вверился Морелу.
В начале ноября Клара напомнила Полу, что сегодня день ее рождения.
– Я чуть не забыл, – сказал он.
– По-моему, совсем забыл, – отозвалась она.
– Нет. Может, поедем на субботу-воскресенье к морю?
Поехали. Было холодно и довольно уныло. Клара ждала от него тепла и нежности, а Пол едва помнил, что она рядом. В вагоне он смотрел в окно и, когда Клара с ним заговорила, вздрогнул. Ни о чем определенном он не-думал. Просто казалось, ничто для него не существует.
Она попыталась пробиться к нему.
– Что с тобой, милый? – спросила она.
– Ничего! – сказал Пол. – Правда, эти крылья ветряных мельниц какие-то однообразные?
Он сидел и держал ее за руку. Не мог он ни разговаривать, ни думать. Однако сидеть вот так, держа ее за руку, все же утешение. Клара была недовольна и несчастна. Пол не с нею, она для него ничто.
Позже, вечером, они сидели в песчаных дюнах и смотрели на черное мрачное море.
– Она ни за что не сдастся, – спокойно сказал он.
У Клары упало сердце.
– Да, – согласилась она.
– Умирать можно по-разному. Отцовская родня пугается, и их приходится гнать из жизни на смерть, точно скот на бойню, тащить за шиворот. А материнскую родню подталкивают сзади шаг за шагом. Они упрямое племя и не хотят умирать.
– Да, верно, – сказала Клара.
– И она не хочет умирать. Не может. На днях приходил мистер Рэншо, священник. «Подумайте! – сказал он ей. – В ином мире с вами будут ваши родители, и сестры, и сын». А она говорит: «Я давно живу без них и могу без них обойтись. Мне живые нужны, не мертвые». Она даже и теперь хочет жить.
– Вот ужас! – сказала Клара, слишком испуганная, чтобы найти еще какие-то слова.
– Она смотрит на меня и хочет со мной остаться, – безо всякого выражения продолжал Пол. – Такая сильная у нее воля, и кажется, она никогда не уйдет… никогда!
– Не думай об этом! – вырвалось у Клары.
– А ведь она была верующая… она и сейчас верующая… но что толку. Она просто не хочет сдаваться. И знаешь, в четверг я сказал: «Если бы мне суждено было умереть, мама, я бы умер. Я бы тогда захотел умереть». А она резко так говорит» «А я, думаешь, не хочу? Думаешь, когда захочешь, тогда и умрешь?»
Голос ему изменил. Но он не заплакал, опять заговорил, только теперь уже совсем без выражения. Кларе хотелось убежать. Она огляделась. Увидела черный, отзывающийся на удары волн берег, и темное небо придавило ее. В ужасе она вскочила. Хотелось туда, где свет, где люди. Хотелось быть подальше от Пола. Он сидел, понурясь, застыл неподвижно.
– И я не хочу, чтоб она ела, – сказал Пол. – И она это знает. Когда я ее спрашиваю: «Тебе поесть дать?», она прямо боится сказать «да». «Я бы выпила чашечку молока с пилюлей», – говорит она. «Но ведь это только придаст тебе сил», – говорю. «Да, – чуть не кричит в ответ. – Но когда я ничего не ем, меня гложет боль. Это невыносимо». И я иду и готовлю ей какую-нибудь еду. Это ее гложет рак. Хоть бы она умерла.
– Пойдем! – грубо прервала Клара. – Я ухожу.
Он пошел за ней в песчаной тьме. Он не владел ею в тот вечер. Казалось, она для него и не существует. И Клара боялась его, и он был ей неприятен.
В том же болезненном оцепенении вернулись они в Ноттингем. Пол был постоянно занят, постоянно что-то делал либо ходил по приятелям.
В понедельник он отправился проведать Бакстера Доуса. Вялый, бледный, тот поднялся навстречу и, протянув руку, поздоровался, другою ухватился за стул.
– Напрасно вы встали, – сказал Пол.
Доус тяжело опустился на кровать, почти подозрительно уставился на Пола.
– Чего зря тратить на меня время, – сказал он. – Делать тебе, что ли, больше нечего.
– Мне хотелось прийти, – сказал Пол. – Нате-ка! Я принес вам конфет.
Больной отодвинул их.
– Суббота-воскресенье были не самые удачные, – сказал Морел.
– А мамаша как? – спросил Доус.
– Да все так же.
– Я подумал, может, ей хуже, в воскресенье-то ты не пришел.
– Я в Скегнессе был, – сказал Пол. – Хотел немного отвлечься.
Темные глаза посмотрели на него испытующе. Казалось, Доус ждет, не решается спросить, в надежде, что ему скажут.
– Я ездил с Кларой, – сказал Пол.
– Так я и знал, – спокойно отозвался Доус.
– Я ей давно обещал, – сказал Пол.
– Живите как хотите, – сказал Доус.
Это впервые между ними было открыто названо имя Клары.
– Нет, – медленно отозвался Морел, – я ей надоел.
Доус опять на него посмотрел.
– С августа чувствую, она стала от меня уставать, – повторил Морел.
Теперь обоим стало очень покойно друг с другом. Пол предложил сыграть в шашки. Играли молча.
– Когда мать умрет, я поеду за границу, – сказал Пол.
– За границу! – повторил Доус.
– Да. Мне моя работа не по душе.
Игра продолжалась. Доус выигрывал.
– В каком-то смысле мне надо будет начать сначала, – сказал Пол. – И вам, по-моему, тоже.
Он съел одну из шашек Доуса.
– Не знаю, где начинать, – сказал Доус.
– Все само образуется, – сказал Морел. – Делать ничего не надо… во всяком случае… нет, не знаю. Дайте-ка мне тянучку.
Мужчины сосали тянучки и начали вторую партию в шашки.
– Отчего у тебя шрам на губе? – спросил Доус.
Пол поспешно прикрыл губы ладонью, посмотрел в сад.
– Свалился с велосипеда, – ответил он.
Трясущейся рукой Доус передвинул шашку.
– Не надо тебе было надо мной насмехаться, – сказал он совсем тихо.
– Когда?
– Тогда ночью на Вудбороуской дороге, когда вы с ней мимо прошли… ты еще обнимал ее за плечи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158