Он вскочил, свирепо на нее глядя. Они стояли и мерили друг друга взглядами. Понемногу щеки ее залились краской, она опустила глаза, понурилась. Артур сел, мрачно насупился. Беатриса прошла в чулан поправить прическу. Там она украдкой всплакнула, сама не зная почему.
Вернулась она, наглухо замкнувшись. Но то была лишь тонкая пленка, под которой бушевал огонь. Артур, мрачный, взлохмаченный, сидел на диване. Она села напротив, в кресло, и оба молчали. В тишине, точно удары, слышалось тиканье часов.
– Ты злючка, – почти виновато произнес наконец Артур.
– А нечего быть таким бесстыжим, – ответила она.
Опять они надолго замолчали. Артур посвистывал про себя, как посвистывает обычно мужчина, когда он обеспокоен, но хорохорится. Беатриса вдруг подошла и поцеловала его.
– На, получай, бедняжка! – насмешливо сказала она.
Артур поднял голову, с любопытством улыбнулся.
– Поцелуешь? – пригласил он.
– А что, не посмею? – бросила она.
– Давай! – подбивал он, протягивая губы.
Неторопливо, со странной, дрожащей улыбкой, которая, казалось, расплылась по всему ее телу, Беатриса губами прижалась к его губам. И вмиг его руки сомкнулись вокруг нее. Едва кончился этот долгий поцелуй, она откинула голову и положила свои тоненькие пальцы ему на шею, в просвет расстегнутого воротничка. Потом закрыла глаза, опять отдалась поцелую.
Она поступала по своей воле. Что хотела, то и делала, и вовсе не думала, будто кто-то другой за это в ответе.
Пол чувствовал, как меняется вокруг него жизнь. Юность осталась позади. Теперь у них дом взрослых людей. Энни стала замужней женщиной, Артур предавался удовольствиям на свой, не ведомый семье лад. Так долго они все жили дома и выходили только по своим делам. А теперь жизнь Энни и Артура протекала вне родительских стен. Сюда они приезжали на праздники и на отдых. И странным теперь казался дом, наполовину опустевшим, как гнездо, откуда вылетели птенцы. Пола все сильней одолевало беспокойство. Энни и Артур покинули дом. Ему не терпелось последовать их примеру. Но ведь дом для него подле матери. А все же есть что-то еще, что-то вне дома, что-то, чего ему недостает.
Тревожней и тревожней ему становилось. Мириам не утоляла тревоги. Слабело прежнее неистовое желание быть с нею. Иногда в Ноттингеме он виделся с Кларой, иногда ходил с ней на собрания, иногда встречал ее и на Ивовой ферме. Но вот здесь все становилось непросто. Пол, Клара и Мириам образовали некий треугольник враждебности. С Кларой он острил, разговаривал светски насмешливо, тоном, глубоко чуждым Мириам. Неважно, что происходило перед тем. Она могла сидеть рядом с ним и вести задушевный разговор. Но стоило появиться Кларе, и Мириам переставала для него существовать, и теперь он весь был обращен к гостье.
Мириам провела с ним один чудесный вечер во время сенокоса. Он работал на конных граблях, а закончив, пришел помочь ей укладывать сено в стог. Потом он рассказывал ей о своих надеждах и огорчениях и, казалось, раскрыл ей всю душу. Она будто видела трепещущую ткань его жизни. Взошла луна; они вместе возвращались с луга; казалось, он пришел к ней, потому что отчаянно в ней нуждался, и она его слушала, отдавая ему всю свою любовь и веру. Казалось, он принес ей на хранение лучшее, что в нем есть, и она станет охранять это сокровище всю свою жизнь. Нет, само небо не лелеет звезды верней и вековечней, чем станет она охранять то доброе, что есть в душе Пола Морела. Дальше она пошла домой одна, радостно взволнованная, счастливая своей верой.
А назавтра приехала Клара. Затеяли чаепитие на скошенном лугу. Мириам следила, как вечер становится золотым и опускаются тени. И все это время Пол резвился с Кларой. Он собирал стожки сена один другого выше, и они с Кларой прыгали через них. Мириам игра не пришлась по вкусу, и она стояла в сторонке. Эдгар, Джеффри, Морис, Клара и Пол прыгали. Выиграл Пол – он оказался самым легким. Клара разогорчилась. Бегала она точно амазонка. Полу нравилось, как решительно она устремлялась к стожку и перелетала через него, грудь ее покачивалась, густые волосы растрепались.
– Вы задели сено! – кричал Пол. – Задели!
– Нет! – вспыхнув, она повернулась к Эдгару. – Не задела, правда? Разве прыжок не чистый?
– Не могу сказать, – смеясь, ответил Эдгар.
Никто не мог сказать.
– Да задели вы, – сказал Пол. – Вы проиграли.
– Нет, не задела! – крикнула Клара.
– Да видно же было, – сказал Пол.
– Надери ему за меня уши! – крикнула она Эдгару.
– Не, я не смею, – со смехом ответил Эдгар. – Сама надери.
– Да задели вы, и ничего тут не поделаешь, – смеялся Пол.
Она взбеленилась. Ее маленькому торжеству перед лицом мальчишек и мужчин пришел конец. В этой игре она забылась. И теперь он мог ее посрамить.
– Бессовестный! – сказала она.
И опять Пол засмеялся тем смехом, что был мучителен для Мириам.
– А я так и знал, не перепрыгнуть вам тот стожок, – поддразнивал он Клару.
Она отвернулась от него. Но каждому было видно, что только его она и слушает, только его замечает, а он – ее. Мужчинам нравилось смотреть, как они сражаются друг с другом. Но для Мириам это было мучительно.
Она видела, Пол может предпочесть низменное высокому. Может изменять самому себе, изменять глубокому Полу Морелу. Есть опасность, что он станет легкомысленным, кинется в погоню за удовольствиями, подобно Артуру или своему отцу. Мириам было горько, что он пренебрегает собственной душой ради ветреных забав с Кларой. Она молчала, исполненная горечи, а тем временем Клара и Пол подшучивали друг над другом и Пол резвился в свое удовольствие.
А после он стыдился самого себя, хотя нипочем бы в этом не признался, и мысленно падал ниц перед Мириам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158