..
- Неужто во всех положениях? - учтиво откликался Тонио. - Здорово! Что же касается "Дон Карлоеа", так это даже словами не скажешь. Там есть места, вот увидишь, что ты прямо взвиваешься;, словно от удара кнутом.
- Кнутом? - переспрашивает Ганс Гансен. - Как так?
- Ну, например, место, где король плачет, оттого что маркиз обманул его... А он обманул его ради принца, понимаешь, которому принес себя в жертву. И вот из кабинета в приемную просачивается весть, что король плакал. "Плакал? Король плакал?" Придворные в полном замешательстве, а тебя прямо в дрожь бросает, потому что это страшно непреклонный, грозный король. Но вполне понятно, отчего он плакал, и я лично жалею его куда больше, чем принца и маркиза, вместе взятых. Он ведь так одинок всегда. Никто его не любит. И вот ему показалось, что он наконец нашел человека, а этот человек предал его...
Ганс Гансен сбоку заглянул в лицо Тонио, и что-то в этом лице, видимо, расположило его в пользу затронутой темы, ибо он опять просунул руку под руку Тонио и спросил:
- А каким же образом он его предал, Тонио?
Тонио оживился.
- Дело втом, - начал он, - что все письма в Брабант и во Фландрию...
- А вон идет Эрвин Иммерталь, - сказал Ганс.
Тонио умолк. "Чтоб ему провалиться, этому Иммерталю! - подумал он. Надо же было, чтобы именно он попался навстречу! Наверное, увяжется за нами и всю дорогу будет говорить о манеже..."
Эрвин Иммерталь тоже брал уроки верховой езды. Он был сыном директора банка и жил за городскими воротами. Кривоногий, с раскосыми глазами и уже без ранца, он шел им навстречу по аллее.
- Здорово, Иммерталь! - крикнул Ганс. - Мы с Крёгером решили прогуляться.
- Мне надо кое-что купить в городе... Но я вас немного провожу... Что это у вас? Леденцы? Спасибо, возьму две штучки. Завтра у нас урок, Ганс. Он имел в виду урок верховой езды.
- Отлично! - сказал Ганс. - Теперь мне купят "ожаные гетры, в последний раз я получил пятерку за езду...
- Ты ведь не ходишь в манеж, Крёгер? - поинтересовался Иммерталь, и глаза у него стали как две блестящие щелочки...
- Нет, - как-то робко ответил Тонио.
- А ты, Крёгер, попроси отца, чтобы он разрешил тебе присоединиться к нам, - сказал Ганс Гансен.
- Что ж, можно, - согласился Тонио торопливо и в то же время равнодушно. На мгновенье у него сдавило горло оттого, что Ганс назвал его по фамилии; Ганс это, видимо, почувствовал, так как незамедлительно пояснил:
- Я назвал тебя "Крёгер", потому что имя у тебя какое-то ненормальное; ты уж прости, но я его терпеть не могу. Тонио... Да это вообще не имя.
Но ты тут, конечно, ни при чем.
- Тебя, наверно, потому так назвали, что это звучит по-иностранному и очень необыкновенно, - с деланным сочувствием заметил Иммерталь.
У Тонио задрожали губы. Но он взял себя в руки и сказал:
- Да, имя дурацкое; и я бы, конечно, предпочел зваться Генрихом или Вильгельмом. Меня окрестили так в честь маминого брата Антонио. Моя мать ведь не здешняя...
Он замолчал, предоставив своим спутникам рассуждать о лошадях и шорных изделиях. Ганс взял под руку Иммерталя и говорил с таким оживлением и интересом, какого в нем никогда бы не пробудил "Дон Карлос"... У Тонио временами дрожал подбородок и щекотало в носу от желания заплакать; он удержался от слез только усилием воли.
Гансу не нравится его имя - что тут поделаешь? Его зовут Гансом, Иммерталя - Эрвином, это общепринятые имена, ими никого не удивишь.
А "Тонио" звучит по-иностранному и несколько экзотично. Да, хочет он того или нет, а все с ним получается как-то необыкновенно, поэтому он одинок и не похож на всех остальных людей, добропорядочных и обыкновенных, хоть он и не цыган из табора, а сын консула Крёгера, из рода Крёгеров... Но почему же Ганс называл его "Тонио", покуда они были одни, а как только к ним присоединился третий, стал стыдиться своего друга? Временами они близки с Гансом, - это несомненно. "Каким же образом он его предал, Тонио?" - спросил Ганс и взял его под руку. Но не успел объявиться этот Иммерталь, как он вздохнул с облегчением и оставил его, да еще ни за что ни про что попрекнул иностранным именем. Как больно все это видеть и понимать!.. Ганс Гансен совсем неплохо к нему относится с глазу на глаз, он это знает. Но едва появится третий - и он уже его стыдится, жертвует им для другого. И Тонио опять одинок. Он подумал о короле Филиппе. Король плакал.
- Что ж это я делаю! - воскликнул Эрвин Иммерталь. - Мне ведь давно пора в город! До свиданья, друзья, спасибо за леденцы. - С этими словами он вскочил на скамейку, с которой они поравнялись, пробежал по ней на своих кривых ногах и рысцой затрусил по дороге.
- Иммерталь мне нравится, - веско проговорил Ганс. У него была самоуверенная манера всеобщего баловня объявлять о своих антипатиях и симпатиях, точно он милостиво жаловал ими окружающих...
Потом он опять заговорил о верховой езде, - раз напав на эту тему, он не мог остановиться. До гансеновского дома было уже близко; дорога по валам отнимала не так много времени. Они придерживали шапки и наклоняли головы, защищая лица от сырого холодного ветра, стонавшего в голых трескучих кронах деревьев. Ганс Гансен говорил без умолку, а Тонио лишь изредка и довольно принужденно восклицал "ах" или "да", и то, что Ганс в увлечении снова взял его под руку, уже его не радовало: ведь то была только мнимая, ничего не значащая близость.
Они спустились к вокзалу, посмотрели на поезд с неуклюжей торопливостью громыхавший мимо них, от нечего делать пересчитали вагоны и помахали человеку в шубе, восседавшему на задней площадке последнего. На Линденплаце, перед домом Гансена, они остановились; Ганс наглядно и притом весьма обстоятельно доказал, как интересно кататься на калитке, под отчаянный визг петель.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22