Душан. Да, и притом хорошие товарищи.
Арса. Вы белградец?
Душан. Нет. Влайко родом из Ягодины.
Арса. Вот как?
Вичентие. Из Ягодины?
Дамнянович. Да.
Вичентие. А как, вы говорите, вас зовут?
Душан. Влайко Мицич.
Вичентие. Да вы, никак, сын Йованче Ми-цича?
Дамнянович (немного смутившись). Э… да, его сын.
Душан Да, да, Влайко его сын.
Арса. Ты сын Йованче?
Дамнянович (с еще большим замешательством). Да.
Арса. Сын Йованче?
Вичентие. Ты смотри, сын Йованче!
Арса. Что творится! Кто бы подумал! Да Йованче мой лучший друг! (Обнимает Дамняновича.) Поди, поди сюда, я обниму тебя, как собственного сына.
Вичентие (отнимает его у Арсы и тоже обнимает). О господи, сын Йованче, сын моего лучшего друга.
Арса. Ну что ты скажешь, разве это не судьба! Да знаешь ли ты, что я и Йованче братья, братья, а не кто-нибудь. (Отнимает его у Вичентие и обнимает.)
Вичентие. Давно я так не радовался. Бог мой, словно самого Йованче увидел. (Отнимает его у Арсы и обнимает.)
Арса. Смотри, смотри, ну не судьба ли это! Давно я не видел Йованче. Ты у него который ребенок?
Дамнянович (в полном замешательстве). Кто… я?
Душан. Единственный. Представьте, он у отца один.
Вичентие. Один? Как же так, у него было много детей. Семь, кажется.
Арса. Что ты, семь, у него было девять детей.
Вичентие. Семь, я тебе говорю: три дочери и четыре сына.
Арса. А я говорю девять: три дочери и шесть сыновей. (Дамняновичу.) А ну, скажи, сколько у него было детей, девять ведь?
Вичентие. Или семь?
Дамнянович (не зная, что ответить). У него… у него это… то есть… у него не было ни семи, ни девяти детей, а восемь… да, нас было восемь.
Арса. Четыре дочери и четыре сына.
Вичентие. Три дочери и пять сыновей, не правда ли?
Дамнянович. Нет, что вы. У него было три сына и пять дочерей.
Вичентие. Ну, хорошо, столько детей – и вдруг оказывается, что ты у него один. А куда делись остальные?
Дамнянович (в полном замешательстве). Не знаю.
Арса. Как, не знаешь?
Душан (спасая положение). Прошу вас, пощадите его, не спрашивайте об этом! Вы видите, он так потрясен, что не может вам ответить. Пощадите его, случилась большая семейная трагедия. Все его братья и сестры умерли, всё умерло.
Арса. Боже мой, что творится.
Вичентие. Неужели, столько детей?
Душан. Да, все умерли, один он у отца остался.
Арса. Вечная им память!
Вичентие. Как жаль, что мы об этом ничего не знали.
Мария. Да оставьте вы ребенка в покое. Совсем замучили своей жалостью. Поговорите о чем-нибудь другом.
Арса. И верно. Что сделал Йованче с тем участком, который возле станции?
Дамнянович. С тем, который возле станции? Ах да… продал, в прошлом году продал.
Арса. Как это в прошлом году продал, когда еще семь лет назад государство реквизировало у него этот участок для железной дороги?
Дамнянович. Да, этот участок реквизировали.
Арса. А заплатили ему?
Дамнянович. Да, заплатили в прошлом году.
Вичентие. Да не может быть. Государство возвратило ему этот участок еще…
Арса. Да, возвратило, мне он тоже так говорил.
Дамнянович. Да, этот участок ему возвратили.
Вичентие. Скажи, пожалуйста, а что случилось с тем Ристичем, который судился с Йованче? Что, он жив еще?
Дамнянович. Ристич?
Арса. Да, тот, который был кметом?
Дамнянович. А, этот! Умер три года назад.
Вичентие. Постой, да я его в прошлом году видел!
Дамнянович. А, тот… Да, он жив, совершенно жив.
Арса. А я слышал, что он умер два месяца назад.
Вичентие. Да, я даже читал об этом в газетах.
Дамнянович. Ах, вы про того Ристича спрашиваете? Он умер.
Душан. Ну что вы его мучаете? Спрашиваете о таких печальных вещах. Разве вы не видите, как он потрясен! На него это так действует, что он не может вам как следует ответить. Оставьте эти разговоры, пощадите его.
Мария. Да, да, оставьте ребенка в покое. Идемте в дом, уже полдень. Прошу вас!
Арса (хватая Дамняновича под руку). Идем со мной. Теперь я тебя от себя не отпущу. Ты мне словно родной сын!
Вичентие (хватая его под руку с другой стороны). Хорошо, брат, словно самого Йованче увидел! (Ведя Дамняновича под руки, они уходят.)
Душан (идет вслед за ними). О господи! И как нам только в голову пришло именно это имя!
Занавес
Действие второе
Комната в доме с открытой террасой, над которой виден тент.
I
Дамнянович, Зорка.
Зорка (сидит за столом с книгой стихов Дамняновича). Вот послушайте еще это:
К тебе печаль еще не прикасалась,
Ты не раба ее, о вольная душа,
Пой песню счастья, прочь прогнав усталость,
Пой и люби – ведь жизнь так хороша.
И пей любовь из чашечки цветочной,
С которой жизнь еще пыльцы не отрясла.
Пусть сны счастливые придут из тьмы полночной,
Чтоб жизнь твоя была безоблачна, светла!
Дамнянович (сидит за тем же столом, куря сигарету). Вы читаете эти стихи с большим чувством.
Зорка. А разве можно их читать иначе?
Дамнянович. Конечно нет, но вы читаете их с такой страстью, как будто говорите о своих собственных чувствах.
Зорка. Да, это верно. В каждом стихотворении, в каждой строке, в каждом слове здесь я встречаю свое чувство.
Дамнянович. Если б вы знали, как вы меня осчастливили этими словами!
Зорка (немного удивленно). Осчастливила?
Дамнянович. Разве не счастье встретить душу, способную понять ваши чувства; встретить душу, считающую эти чувства своими; душу, которая говорит: что чувствуешь ты, то чувствую и я.
Зорка (очень смущена). Но?…
Дамнянович (отступая). Ах, да… вам странно, что я так говорю… Да, это действительно странно; надо признаться, что это странно, но, видите ли, я испытываю те же чувства, что и вы… и я…
Зорка. И вы любите эти стихи так же, как и я, да?
Дамнянович. Люблю ли я их? Да, они – выражение моих собственных чувств, они – слово моей души, они…
Зорка (радостно всплеснув руками).
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16