Обращается к Спасое). Я пришел по вашему особому приглашению.
Спасое. Да, я просил вас прийти.
Марич. Вы передали, что это будет наш окончательный разговор.
Спасое. Да, окончательный.
Марич. Так как я в отношении всего этого дела уже принял окончательное решение, я не чувствую надобности еще в каком-то окончательном разговоре, но все же я пришел вас выслушать.
Спасое. И хорошо сделали, это в ваших интересах.
Марич. Вы думаете?
Спасое. Не только думаю, но и знаю. Ввиду того, что у нас нет времени для долгих разговоров, перейдемте прямо к делу.
Марич. И мы будем говорить так, при всех?
Спасое. Да, при всех присутствующих. Я их нарочно позвал, так как хочу вам сказать это все и от своего и от их имени.
Марич. Пожалуйста!
Спасое. Вы знаете, что за каждым вашим шагом следит полиция?
Марич (удивленно). Полиция?
Спасое. Да, и меня нисколько не удивило бы, если бы ее агенты в данный момент оказались перед моим домом, во дворе или, может быть, даже здесь, за дверями.
Марич. Я так опасен?
Спасое. Опаснее, чем вы думаете, так как все ваши дела, все ваши действия, все ваши махинации открыты.
Марич. О, это очень интересно.
Спасое. Это очень интересно и для полиции.
Марич. Вы не можете рассказать мне что-нибудь более конкретное о моих действиях и махинациях?
Спасое. Я познакомлю вас со всем материалом, собранным против вас, чтобы вы сами могли судить об опасности, вам угрожающей.
Марич. Буду благодарен.
Спасое. Вы, сударь, агент и представитель одной анархистской организации, цель которой – подрыв государства, подрыв устоев общества и уничтожение общественного порядка.
Марич (смеется). Это все?
Спасое. Нет, не все, да вы и сами убедитесь, что это не все, когда я изложу вам весь материал. Следствие начинается с какой-то кражи писем в вашем доме…
Марич. Писем любовных?
Спасое. Так говорите вы, но следствие говорит иначе… Это была кража писем, которые вас сильно компрометировали и раскрывали всю вашу подрывную деятельность. Как только эти письма были перехвачены, ваш ближайший сотрудник в этом деле, какой-то русский эмигрант Алеша, покончил жизнь самоубийством, а вы удрали за границу и тайно жили там в эмиграции три года.
Марич. Впервые слышу. Значит, это были политические письма?
Спасое. Не политические, а революционные, анархистские.
Марич. Можно назвать и так, если измену жены понимать как анархию в браке.
Спасое. Полиции известно содержание этих писем.
Марич. Ах так, их читала полиция?
Спасое. Нет, она их не читала, так как госпожа Рина, желая вас спасти, уничтожила все письма.
Марич. Очень благодарен! Но откуда же тогда полиция знает, что письма были революционные, если только госпожа этого не подтверждает?
Спасое, Разумеется, она это подтверждает.
Марич. Ах, так! Значит, госпожа, если потребуется, может это подтвердить?
Спасое. Конечно, подтвердит.
Марич (обращаясь к Рине). Мне хотелось бы, чтоб госпожа сама об этом сказала.
Рина (смущена и взволнована). Я… я…
Марич. Да, да, да, госпожа даст такие показания, так как это вполне соответствует ее понятиям о морали!
Новакович. Сударь, я не позволю вам оскорблять мою жену!
Марич. Я оскорбляю свою жену, а для вас она только наложница.
Новакович. Пока она носит мою фамилию…
Марич. Фамилию? Не знаю, значит ли это что-нибудь для вас, но для госпожи – ничего не значит! Она носила и мою фамилию и все же имела свой особый взгляд на мораль; теперь она носит вашу фамилию и все равно имеет свой особый взгляд на мораль.
Рина (захлебываясь от волнения и ненависти, со взглядом, полным презрения, в бешенстве кричит). Довольно! (Зло.) Я дам такие показания, дам! (В изнеможении падает в кресло.)
Марич (спокойно и равнодушно). Я вам верю! (Новаковичу.) Ну, конечно, и вы подтвердите это своими показаниями, ведь вам тоже известно содержание писем?
Спасое. Да, господин Новакович тоже это подтвердит. И не только это, он даст показания и об анархистской пропаганде, которую вы проводили среди рабочих на стройке, о сомнительных типах, об агентах различных подрывных организаций Интернационала, которых вы приводили со стороны и брали на стройку, чтобы помочь им замести следы.
Марич. Господин Новакович даст такие показания?
Спасое. И еще многие другие.
Марич (смотрит Новаковичу прямо в глаза и, когда тот опускает взгляд, с глубоким презрением поворачивается к нему спиной и обращается к Спасое). Разумеется, среди этих безупречных свидетелей не будет отсутствовать и ваш уважаемый господин зять?
Спасое. Конечно, и он. Притом его свидетельские показания будут самыми тяжелыми для вас.
Марич. Ах, так?
Спасое. Отправляясь в эмиграцию, для того чтобы замести следы, компрометирующие вас, вы доверили этому молодому человеку некоторые ваши рукописи, как вы выразились, весьма ценные для вас.
Марич. Правильно!
Спасое. Вот видите, вы даже не отрицаете основного факта. Ну, конечно, правду отрицать невозможно. После ваших похорон мой зять, не зная, что делать с оставленными рукописями, начал их просматривать и, к своему великому удивлению, нашел в них секретнейшую революционную переписку с различными иностранными организациями. Переписку, ведущую не только в тюрьму, а прямо на виселицу. Молодой человек пришел в смятение. Он, конечно, не захотел держать у себя такие документы, а передать их полиции – зачем… зачем компрометировать вас, когда вы уже умерли? Мой зять посоветовался с господином Антой, как человеком опытным, и они вместе пришли к заключению – сжечь всю эту корреспонденцию в интересах вашего мира и спокойствия на том свете.
Марич (с ужасом и отвращением). И ваш зять даст такие показания?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28