Назан сидела словно на иголках. Она оказалась в ресторане против своей воли, потому что так захотел этот человек, преследовавший её неотступным взглядом чёрных пугающих глаз. Бедная женщина то бледнела, то краснела. Её замешательство всё более усиливалось. Она чувствовала, что невольно причиняет Несрин страдание.
Но Несрин молчала, отложив разговор с Сами до возвращения домой. Только бы удалось его затащить! В последнее время он стал очень скуп на посещения.
Несрин решила разрядить сгущавшуюся атмосферу и сказала:
– Я хочу переехать на Тарлабаши. Что ты скажешь?
Но он лишь неопределённо пожал плечами и налил себе рюмку ракы.
– Не угодно ли вам пива, ханым-эфенди, – обратился он к Назан.
Она совсем растерялась.
– Нет, нет, что вы!
Гарсон принёс тарелки с закусками, и все принялись за еду. Назан едва дождалась, когда кончится этот мучительный для неё завтрак. Они вышли на улицу. Сами откланялся: он, к сожалению, не может их более сопровождать, его ждут дела. Женщины облегчённо вздохнули и направились к трамвайной остановке.
Сами было известно, что Назан обитает где-то в районе Сулеймание. Он решил спуститься на фуникулёре к Галатскому мосту, а оттуда на трамвае добраться до площади Бейязит. Так можно было сэкономить немного времени и очутиться там раньше, чем подъедут Назан и Несрин.
Его план полностью удался. Ничего не подозревавшие женщины сошли с трамвая и направились вдоль университетской стены к узким улочкам Сулеймание. Сами последовал за ними в некотором отдалении. Неожиданно женщины скрылись за углом дома, и он потерял их из виду. Сами прибавил шагу и успел как раз вовремя – они сворачивали в другой переулок. Вот женщины миновали какую-то полуразрушенную мечеть. Сами прижался спиной к стене, которая почти совсем завалилась, и стал наблюдать.
Он видел, как Назан толкнула дверь какого-то убогого обшарпанного домишка, который, казалось, лишь чудом держался на земле. Обшарив глазами прогнившие доски, Сами прочёл название улицы, номер дома и записал в свой блокнот. Во второй раз можно, пожалуй, и не найти этого домишка.
Засунув блокнот поглубже в карман пальто, он зашагал прочь.

– Садитесь, пожалуйста, выпьем по чашечке кофе. Вам нужно отдохнуть, – говорила Назан, сбрасывая чаршаф.
– Нет, дорогая! Не хочется. На сердце как-то тяжело.
– Зачем вы расстраиваетесь! Разве можно прислушиваться ко всему, что говорят врачи?
– Да как же, сестрица, не прислушиваться? Он спрашивал, повышается ли у меня по ночам температура, потею ли я? А почему? Потому что всё это – признаки обострения болезни.
Глаза Несрин стали влажными.
– Врач говорит, что необходимо поехать на курорт, отдохнуть. Какой там курорт! Отдых! Стоит мне неделю не поработать, и всё! Мне нечего будет есть.
Сердце Назан разрывалось от жалости к этой больной, несчастной женщине. Захотелось обнять её, утешить.
Несрин немного полежала на тахте и ушла. Назан осталась одна. Прислонив разгорячённый лоб к окну, она с грустью смотрела на пустынную улицу. Облака, затянувшие небо, спустились совсем низко. С каждой минутой становилось темнее. Назан поёжилась и набросила на плечи старый шерстяной платок. «А есть ли у тётушки уголь?» – подумала она и пошарила по углам. Угля не было. «Пожалуй, надо сходить в лавку. Это ведь совсем близко, сразу за углом», – припоминала Назан, надевая чаршаф.
Переступив порог, она лицом к лицу столкнулась с Сами. Ошеломлённая, Назан отпрянула назад.
– Простите, Назан-ханым, Несрин ещё у вас? – криво улыбаясь, спросил Сами.
– Она уже ушла, – ответила Назан, ощутив дрожь во всём теле.
– Не можете ли вы рассказать поподробнее, какой диагноз поставил врач…
– Но почему вы не спросили об этом у неё самой?
Сами понял, что его поймали на слове, и рассмеялся:
– Не сообразил!
На пустынной улице появилось несколько теней в чаршафах и тёплых шалях. Назан заволновалась ещё больше. Она чувствовала, что сплетницы пялят на них глаза.
– Извините, я спешу, мне нужно купить уголь.
– Такая очаровательная женщина с корзиной угля! Невероятно! Я был потрясён, узнав, что вы живёте в такой развалюхе, а тут ещё этот уголь…
Назан чувствовала, как дрожит каждая клеточка её тела. Было просто невыносимо стоять рядом с Сами на глазах у всех, но она не знала, как уйти. В голове теснились обрывки мыслей: муж… ребёнок… Несрин… тётя… соседи… Более всего её тревожила мысль о Несрин. Если слухи дойдут до больной женщины, она будет очень страдать. А вдруг Сами скажет, что она сама его пригласила?
Назан едва не упала от этой мысли и прислонилась к дверному косяку.
– Сами-бей! Умоляю вас, не говорите Несрин, что вы были здесь, – прошептала Назан чуть слышно.
Но он понял эту просьбу по-своему.
– Ну что вы! Не беспокойтесь, дорогая! Разве можно кому-нибудь рассказывать о наших отношениях?
– Отношениях?! – воскликнула Назан. – Каких отношениях?
– То есть я хотел сказать…
– Нет-нет! Между нами нет и не может быть никаких отношений! – Размахивая корзинкой, Назан бросилась на другую сторону улицы. Она перевела дыхание, только добежав до лавки угольщика Касыма.
– Это корзинка матушки Алие, – сразу узнал черномазый угольщик. – А ты кем ей доводишься?
– Племянницей.
– А-а-а! Та самая, что развелась с адвокатом?
В их квартале все говорили об этом.
– Да, но к весне я снова вернусь к нему, – не уверенно пролепетала Назан.
– А ребёнок?
– Он со свекровью и с мужем.
– Эх, доченька! – вздохнул угольщик. – Все говорят, что тебя обманом выкурили из дому. Женщина неразумная! Ну кто же бросает ребёнка, вещи?.. Сколько тебе угля-то?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98