В последние полтора года, или около того, к ней обратились с просьбой принять на себя еще кое-какие функции, на что она согласилась достаточно охотно. Брат уже не вставал рано по утрам, чтобы идти в школу и частенько давал Анни немного денег, чтобы она приносила ему «сами знаете что» для поправки здоровья. Он нуждался в лекарстве, и бедной девушке приходилось незаметно выскальзывать из дому, чтобы принести ему стаканчик виски.
Мистер Коллопи вернулся около пяти часов, а вскоре после него появилась и Анни. Похоже, он пребывал в дурном расположении духа. Не сказав никому ни слова, он рухнул в кресло и стал читать газету. Брат пришел около шести, нагруженный несколькими книгами и маленькими пакетами. Он, естественно, заметил плохое настроение мистера Коллопи и не проронил ни слова. Чаепитие также прошло в молчании, которое приняло почти угрожающий характер. Я продолжал думать о Пенелопе. Чаепитие с ней выглядело бы совсем иначе. Это было бы совместное вкушение амброзии, неслыханной утонченности, за которым последовал бы милый разговор у огня, быть может с легким оттенком меланхолии. Легко ли, размышлял я, или же совершенно невозможно написать по-настоящему хорошее, берущее за душу стихотворение? Такое, что тронет ее сердце, расскажет ей о моей любви. Весьма вероятно, что человеку моего типа нечего и пытаться сделать что-либо в этом роде. В то время как моему брату можно было бы доверить просто и доступно изложить это искусство в ходе шести легких уроков по переписке. Конечно, я никогда не обсуждал с ним этот вопрос, поскольку его насмешки только вывели бы меня из себя.
Пенелопа? Я стал размышлять над этим именем. Я помнил, что Пенелопа была женой Улисса, и сколько бы распутников ни осаждало ее, пока законный муж пропадал на войне, она сохраняла ему верность. Они считали, что Пенелопа должна уступить их низким и неподобающим поползновениям. Она отвечала, что согласна, но только после того, как закончит свою пряжу. Каждую ночь ей приходилось расплетать то, что сплела за день, для того чтобы работа так и не была бы закончена. О чем свидетельствовало подобное поведение? О глубокой и чистой любви, конечно. Возможно, с изрядной долей хитрости и коварства. Интересно, обладает ли моя любимая Пенелопа обоими этими качествами? Ладно, я еще увижусь с ней сегодня вечером.
После того как мы кончили пить чай и Анни убрала со стола, мистер Коллопи возобновил чтение газеты, но через некоторое время отложил ее, выпрямился в кресле и пристально уставился на брата, дремавшего напротив, возле плиты.
– Я хотел бы сказать тебе пару слов, мистер-мой-дружочек, – неожиданно заявил он.
Брат тоже выпрямился.
– Ну, – сказал он, – я слушаю.
– Ты знаешь человека по имени сержант Дрисколл из DMP?
– Я не знаком ни с кем из полисменов. Стараюсь держаться от них подальше. Это весьма опасные типы, продвигающиеся по службе со скоростью, пропорциональной количеству людей, которым они доставили неприятности. И у них есть способ доставить самым уважаемым людям самые большие неприятности.
– Да что ты говоришь! И что это за способ?
– Лжесвидетельство. Они даже телеграфный столб заставят дать нужные показания. Все они – сыновья стервятников из глухой провинции.
– Я хотел сказать, что сержант Дрисколл из DMP...
– Настоящий дикарь из Керри, могу поручиться. Этот болван встает в шесть утра, чтобы приготовить тринадцать порций завтрака из картошки, может быть, с несколькими листьями капусты, соли и пахты, – еда не для белого человека. Завтрак для Него Самого, Ее Самой, девяти детей и трех свиней, причем для всех из одного котла. И этот стручок должен следить за законом и порядком в Дублине!
– Я говорю о сержанте Дрисколле из DMP. Он был здесь сегодня утром. Помоги мне Боже, но отвечать всю жизнь на вопросы полиции – это мой крест.
– Для таких случаев есть хорошее правило: не давайте никаких показаний. Не доставляйте им такого удовольствия. Скажите, что сначала должны переговорить со своим адвокатом, независимо от того, в чем вас обвиняют.
– Обвиняют меня ! Это касалось не меня. Он искал тебя. Он вел следствие. Может быть большой скандал, поверь моему слову.
– Искал меня ! Да что я сделал?
– Один молодой парень свалился в реку возле Айлендбридж, повредил голову и чуть не утонул. Его отправили в больницу. Сержант Дрисколл и его люди допросили этого парня и других молодых хулиганов, которые были вместе с ним. И те упомянули твое имя.
– Ничего не знаю ни о каких парнях с Айлендбридж.
– Тогда почему они назвали тебя? Полиции даже известен наш адрес. Сержант сказал, что к ним в руки попала записная книжка с этим адресом на обложке.
– Вы видели эту записную книжку?
– Нет.
– Это дело рук какого-то пройдохи, который не любит меня за какую-нибудь воображаемую обиду. Любителя доставлять неприятности. Этот город кишит ими. Я ужасно рад, что убираюсь отсюда. Лучше уж каждый день иметь дело с кровожадными и развращенными саксами.
– Я всегда знал, что у тебя найдется ответ на любой вопрос. Ты непробиваем.
– Я не желаю волноваться по поводу того, что скажет или подумает какое-нибудь отродье из городских трущоб или из деревни.
– Эти подростки, как утверждает сержант Дрисколл, экспериментировали с каким-то ужасно опасным приспособлением, своего рода смертельной машиной. Они натянули проволоку через реку Лиффи, прикрепив ее не то к деревьям, не то к фонарным столбам на другой стороне. А этот молодой идиот вставил ноги в пару специальных туфель или чего-то в этом роде. Что ты об этом думаешь?
– Ничего особенного, за исключением того, что все это напоминает какой-то цирк.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40