– А что бы вы хотели?
Шел мелкий дождь. Они забрались на мешки с картофелем, и лошадь двинулась неровной рысцой; ее худые коричневые бока слегка блестели от дождя.
– Вы часто бываете в этих краях? – спросил Марсель.
– Буду часто бывать. Это самое лучшее место около Парижа.
– Как-нибудь в воскресенье приезжайте, и мы с вами все обойдем. Дворец великолепный. А потом здесь находится Мальмезон, где император жил с императрицей Жозефиной.
Эндрюс вспомнил вдруг открытку Жанны. Сегодня среда. Он представил себе ее темную фигуру посреди толпы на тротуаре напротив кафе «Роган». Конечно, так и должно было кончиться. Отчаяние, почти сладостное в своем бессилии, охватило его.
– А девушки? – неожиданно спросил он Марселя. – Хорошенькие в этих краях?
Марсель пожал плечами.
– В женщинах нет недостатка, если у человека есть деньги, – сказал он.
Эндрюс почувствовал какой-то стыд, сам точно не зная отчего.
– Мой брат пишет, что в Южной Америке женщины очень смуглые и страстные, – прибавил Марсель с задумчивой улыбкой. – Путешествовать и читать книги – вот что я люблю. Но, смотрите, если вы хотите поймать обратный поезд в Париж… – Марсель остановил лошадь. – Если вы хотите сесть на поезд, вы должны пересечь это поле по пешеходной тропинке и держаться дороги налево, пока не дойдете до реки. Там перевозчик. Город называется Герблэ, и там есть вокзал. Каждое воскресенье до двенадцати вы найдете меня в третьем номере по улице Епископов. Приезжайте, и мы погуляем вместе.
Они обменялись рукопожатием, и Эндрюс пошел по влажным полям. Что-то удивительно милое и грустное, в чем он не мог разобраться, осталось в его душе от болтовни Марселя. Где-то, за пределами всего, он чувствовал грандиозные, свободные ритмы моря.
Потом он подумал о комендантском управлении в это утро, о своей собственной худощавой фигуре в зеркалах, повторяемой до бесконечности, стоявшей беспомощно и смиренно перед блестящим письменным столом красного дерева. Даже среди этих полей, где влажная земля словно вздымалась от напора новых ростков, он не был свободным.
В этих учреждениях, с белыми мраморными залами, наполненными звоном офицерских каблуков, находилась в указателях и грудах бумаги, исписанной на пишущей машинке, его настоящая личность, которую они могли при желании убить; его личность находилась под именем и номером в списках с миллионами других имен и других номеров. Его чувствующее тело, полное возможностей, надежд и желаний, было только бледным призраком, зависевшим от другого «я», страдавшим и раболепствовавшим за него. Он не мог выбросить из головы свой собственный образ, худощавый, в плохо сидящем мундире, повторяемый до бесконечности в двух зеркалах выбеленной приемной майора.
Вдруг сквозь голые тополя он увидел Сену.
Он побежал вдоль дороги, то и дело шлепая по блестящим лужам, пока не добрался до пристани.
Река была очень широкая, серебристая, покрытая бледно-зелеными, фиолетовыми и соломенного цвета полосами от вечернего неба. Напротив находились голые тополя, а за ними группы светло-желтых домов, поднимавшихся по зеленому холму к церкви; все это отражалось вверх ногами в полосатой реке.
Река была полноводная и вздымалась над своими берегами, как вода выливается через край переполненного стакана. Из воды доносился шелестящий, плавный звук, который поднимался и падал в спокойном ритме в ушах Эндрюса. Эндрюс все забыл в огромной волне музыки, которая бурно поднялась в нем, разливаясь вместе с горячей кровью по его венам, наполняя вместе с разноцветными полосами реки и неба его глаза, вместе с ритмами текущей реки – его уши.
V
– Да, я уехал без паспорта, – сказал Эндрюс, смеясь.
– Вот потеха! – воскликнула Женевьева. – Но как-никак они ничего не могут вам сделать. Шартр так близко, у самых ворот Парижа.
Они были одни в купе. Поезд отошел от станции и проходил предместьями, где зелень распускались в садах и фруктовые деревья пенились над красными кирпичными стенами среди вилл, похожих на коробки.
– Как-никак, – сказал Эндрюс, – нельзя было пропустить этот случай.
– Это, наверно, одно из самых забавных положений – страх солдата перед проверкой. Интересно, Дамокл наслаждался своим мечом? Как вы думаете?
Они засмеялись.
– Мама очень сомневалась, боялась отпустить меня одну с вами. Она такая прелесть! Хочет быть современной и либеральной, но всегда пугается в последнюю минуту. А моя тетка подумает, когда мы появимся, что наступило светопреставление.
Они проехали через несколько туннелей и, когда поезд остановился в Севре, увидели мельком долину Сены, где голубой туман покрывал паутиной нежную зелень новых листьев. Потом поезд вышел на широкие равнины, покрытые серо-зеленым мерцанием молодого овса и золотисто-зелеными полями пшеницы; пурпуровый туман застилал горизонт. Синяя тень поезда бежала с ними рядом через траву н заборы.
– Как прекрасно ехать из города по этой дороге рано Утром! У вашей тетушки есть рояль?
– Да, очень старый и дребезжащий.
– Мне интересно было бы сыграть вам все, что я написал из «Царицы Савской», – вы всегда даете мне такие полезные указания.
– Потому что это меня интересует. Я думаю, что вы создадите со временем что-нибудь очень крупное.
Эндрюс пожал плечами.
Они сидели молча; в ушах его гудел прерывистый ритм колес по рельсам; они иногда украдкой взглядывали друг на друга. За окном поля и изгороди, пятна цветущих растений и тополя в легкой зеленой пудре развертывались перед ними, как лента, за мельканием телеграфных столбов и зигзагообразной проволоки, на которую солнце бросало искры красной меди.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137