На доске, соединявшей баржу с берегом, послышались шага. С шалью на голове и с большим узлом под мышкой старуха шла к ним, тяжело дыша от одышки. Она смотрела то на одного, то на другого, стараясь рассмотреть в темноте их лица.
– Это опасно… так… молодость… – бормотала она среди приступов одышки.
– Нашли мне костюм? – спросил Эндрюс.
– Да. Из ваших денег осталось сорок пять франков; я вычла за еду и все остальное. Вы согласны?
– Очень вам благодарен за хлопоты.
– Не стоит благодарности, вы заплатили за них, – сказала старуха; она передала ему узел. – Здесь ваше платье и сорок пять франков. Если хотите, я скажу вам точно, сколько стоит каждая вещь.
Надевая новый непривычный костюм, он почувствовал вдруг прилив силы и бодрости. Старуха купила ему штаны из бумажного бархата, дешевые матерчатые башмаки, синюю бумажную рубашку, шерстяные носки и подержанный люстриновый пиджак. Когда он вышел на палубу, она поднесла фонарь, чтобы оглядеть его.
– Разве не хорошо он выглядит? Совершенный француз, – сказала она.
Розалина отвернулась, ничего не ответив. Немного погодя она взяла жердочку и унесла вниз сонно качавшегося на перекладинке попугая.
– Буржуа на фонари, черт возьми! – раздался голос старика с берега.
– Он пьян как свинья, – проворчала старуха.
На одном конце доски показалась качающаяся тень, стоявшая в полосе света, лившегося из домов за тополями.
Эндрюс протянул руку, чтобы поддержать старика, когда он всходил на баржу.
Старик прислонился к каюте.
– Не кричи на меня, дорогая, – говорил он, повиснув одной рукой на шее Эндрюса, а другой неуверенно махая в сторону старухи. – Я нашел товарища для маленького американца.
– Что такое? – сказал резко Эндрюс. Его губы стали сразу сухими от страха. Ногти его впились в холодные ладони рук.
– Я нашел для вас другого американца, – сказал старик значительным тоном. – Вот он идет.
Вторая тень показалась на конце сходней.
– Буржуа на фонари, черт возьми! – воскликнул старик.
Эндрюс осторожно отошел на другую сторону баржи. Все мускулы его дрожали. Суровый голос в его душе твердил ему: «Утопись, утопись! Тогда они не поймают тебя». Человек стоял на конце доски. Эндрюс различил в лучах света, горевшего позади тополей, военную форму. «Боже мой, если бы только у меня был револьвер», – думал он.
– Где же ты, товарищ? – послышался голос американца.
Человек двинулся к нему через палубу. Эндрюс стоял, и каждый его мускул дрожал.
– Ну! Эге! Вы сняли форму? Я ведь не полевой жандарм! Руку! – Он протянул свою.
Эндрюс нерешительно подал руку, не трогаясь со своего места у борта.
– Видишь ли, товарищ, это было чертовски глупо с твоей стороны снять форму. Ты не можешь ее достать? Если они поймают тебя в таком виде, ты можешь заплатить своей головой, мой мальчик.
– Я не могу ничего сделать. С этим уже кончено.
– Черт, ты все думаешь, что я из полевой жандармерии? Клянусь, что нет. Может быть, ты сам жандарм? Боже мой, это ад – такая жизнь. Никто никому не верит.
– Ты из какой части?
– Я пришел предупредить тебя: этот старый лягушатник налимонился в кабачке и стал болтать, что он-де анархист и все такое, и у него на барже прячется дезертир-американец, тоже анархист… Ну, я сказал себе: «Этот молодец пропадет ни за понюшку табаку». Я стал поддакивать старой лягушке и навязался идти с ним: повидать, мол, хочу товарища. Ну-с, а теперь я полагаю, нам лучше обоим будет убраться поскорее из этого ковчега.
– Ясное дело! Мне очень жаль, что я был так подозрителен. Я обалдел от страха, когда увидал тебя на сходнях.
– Но зачем ты снял форму?
– Пойдем, по дороге обсудим все. Я тебе расскажу, как это было.
Эндрюс пожал руки старику и старухе. Розалина скрылась.
– Спокойной ночи! Благодарю вас! – сказал он и пошел за американцем по сходням.
Когда они шли по дороге, они слышали, как старик орал во все горло: «Буржуа на фонари, черт возьми!»
– Меня зовут Эдди Чемберс, – сказал американец.
– А меня – Джон Эндрюс.
– Как давно ты убежал?
– Два дня.
Эдди свистнул.
– Я удрал из дисциплинарного батальона в Париже. Они поймали меня в Шартре без паспорта.
– Ну а я уже больше месяца. Ты был в пехоте?
– Да. Я был в университетской команде в Париже, когда меня взяли. Но я не имел возможности объясниться. Мне не дали сказать ни одного слова. Меня пригнали в батальон без всякого суда. Был когда-нибудь в дисциплинарке?
– Нет, славу Богу, они пока меня не сцапали.
Они быстро шли по прямой дороге, пересекавшей равнину, под усыпанным звездами небом.
– Вчера было восемь недель, как я в отсутствии. Что ты на это скажешь? – сказал Эдди. – Видишь ли, дело было так. Часть, в которой я был, отправили домой, когда я лежал в госпитале, а проклятые черти записали меня в класс А и хотели послать в оккупационную армию. Боже мой, я чуть не сдох от злости: попасть в новую часть, где я никого не знаю, когда все мои товарищи в это время дуют через океан домой, с оркестрами, с комитетами для их приема, с девушками, награждающими их поцелуями и всякой всячиной… Куда ты направляешься?
– В Париж.
– Ну, я тебе не попутчик. Рискованно.
– Но у меня там есть друзья. Я там могу достать денег.
– А вот у меня нет ни одного друга на всем свете… Я жалею, что не пошел в эту проклятую оккупационную армию.
– Чем ты занимался дома?
– Плотник.
– Но, чудак, с таким ремеслом ты повсюду можешь иметь заработок.
– Ты чертовски прав, мог бы, если бы мне не приходилось прятаться в норе, как кролику. Если бы я мог попасть в страну, где мог бы ходить свободно, как человек, я не попал бы в такое проклятое положение. Если армия когда-нибудь уйдет отсюда, а с ней вместе и военная полиция, я смогу заняться работой в каком-нибудь маленьком городишке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137