Где-то резко булькал ручей. Они напрягали слух, но не могли различить пушек. Они стояли рядом, глядя вверх на множество звезд.
– Это Орион, – сказал Эндрюс.
– Что?
– Эта куча звезд вон там называется Орионом. Видишь? Говорят, что они похожи на человека с луком, а мне они всегда напоминают молодца, шагающего через небо.
– Ну и звезд же сегодня, правда! Черт, что это?
За темными холмами поднялось и опустилось зарево, напоминающее пламя кузницы.
– Там, должно быть, и есть фронт, – сказал Эндрюс, вздрагивая.
– Уж завтра узнаем.
– Да, завтра вечером мы уже будем кое-что знать о нем, – сказал Эндрюс.
Они стояли некоторое время молча, прислушиваясь к шуму ручья.
– Господи, тишина-то какая! Не может быть, чтобы это был фронт. Понюхай-ка!
– Что это?
– Да как будто яблочным цветом откуда-то потянуло… Черт, давай-ка полезем обратно, пока одеяла не простыли.
Эндрюс все еще смотрел на созвездие, которое он называл Орионом.
Крисфилд потянул его за руку. Они снова поползли в свою палатку, завернулись вместе и немедленно заснули тяжелым сном.
Перед Крисфилдом, насколько хватал глаз, виднелись под разнообразными углами ранцы и головы в фуражках, покачивающиеся в такт быстрого марша. Мелкий теплый дождь смешивался с потом, катившимся по лицам. Колонна давно уже двигалась по прямой дороге, взрытой тяжелыми грузовиками. Поля и изгороди, покрытые массой желтых цветов, уступили место обсаженному тополями шоссе. Светлые мокрые стволы и негнущиеся зеленые ветки тянулись мимо так же бесконечно, как бесконечен был беспорядочный топот ног и звяканье амуниции, отдававшиеся в ушах.
– Послушай, к фронту мы идем, что ли?
– Разрази меня на месте, если я знаю!
– Никакого фронта тут и в помине нет! – Замечания коротко вырывались сквозь тяжелое дыхание.
Колонна отклонилась к краю дороги, чтобы пропустить вереницу грузовиков, ехавших навстречу. Крисфилд чувствовал, как тяжелая грязь обдавала его, когда грузовики один за другим с грохотом проезжали мимо. Он пробовал стереть ее с лица мокрой рукой, но песок оцарапал ему кожу, смягчившуюся от дождя. Он долго и плаксиво бранился вполголоса. Винтовка казалась ему тяжелой, как железный брус.
Они вошли в деревню из оштукатуренных деревянных домов. Через открытые двери виднелись уютные кухни, в которых блестели медные кастрюли, и полы, выложенные чистым красивым кирпичом. Перед некоторыми домам цвели маленькие садики, полные крокусов, гиацинтов и буковых кустов, блестевших темной зеленью на дожде. Они прошли через площадь, вымощенную маленькими желтыми закругленными булыжниками, мимо серой церкви со стрельчатой аркой над папертью и кафе с выведенными над дверьми их названиями. Мужчины и женщины выглядывали из дверей и окон. Колонна заметно замедлила шаг, но продолжала двигаться, а когда дома поредели и стали попадаться по дороге все дальше и дальше друг от друга, надежда солдат на остановку исчезла. Беспорядочный топот ног по вымощенной камнем дороге оглушал их. Ноги казались свинцовыми, как будто вся тяжесть ранца переместилась с них. Плечи, натертые до мозолей, начинали размягчаться и зудеть от непросыхающего пота. Головы поникли. Глаза каждого были прикованы к каблукам шедшего впереди него человека, поднимавшимся и опускавшимся до бесконечности. Маршировка превратилась для каждого солдата в личную борьбу со своим ранцем, который, казалось, ожил и обратился в какое-то жестокое и сильное существо, стремившееся уничтожить человека.
Дождь прекратился, и небо немного прояснилось; оно начало окрашиваться в бледный желтоватый тон, как будто облака, скрывавшие солнце, сделались прозрачнее. Колонна остановилась у группы ферм, разбросанных вдоль дороги. Люди растянулись во всех направлениях по краям дороги, закрывая яркую, зеленую траву грязным цветом своего обмундирования.
Крисфилд лежал в поле, возле дороги, погрузив свое разгоряченное лицо в мокрые побеги клевера. Кровь 'стучала у него в ушах. Казалось, будто руки и ноги его вросли в землю, и он никогда не будет снова в состоянии двигать ими. Он закрыл глаза. Постепенно по его телу начала прокрадываться холодная дрожь. Он сел и высвободил руки из ремней своего ранца. Кто-то протянул ему папиросу, и он втянул в себя немного едкого приятного дыму.
Эндрюс лежал рядом с ним, положив голову на ранец, и курил. Голубые глаза его странно выделялись на пылающем, красном, обрызганном грязью лице.
– Я почти что выдохся, – сказал Эндрюс.
Крисфилд заворчал. Он жадно накинулся на папиросу. Раздался свисток.
Люди медленно поднимались с земли и строились, сгибаясь под тяжестью своей амуниции. Роты двинулись поодиночке. Крисфилд услышал, как лейтенант говорил сержанту:
– Черт бы побрал эту дурацкую историю! Почему, черт возьми, они не могли послать нас сюда сразу?
– Так мы, значит, не отправляемся на фронт, в конце концов? – сказал сержант.
– Какой там к черту фронт! – ответил лейтенант.
Это был маленький человечек, похожий на жокея, с грубым, красным лицом, которое теперь, когда он сердился, было почти багровым.
– Кажется, они собираются расквартировать нас тут, – сказал кто-то.
Все начали немедленно повторять: «Нас расквартируют тут».
Они долго стояли в строю, ожидая приказаний. Ранцы врезались в их спины и плечи.
Наконец сержант крикнул:
– Ну, тащите свои пожитки наверх!
Наступая друг другу на каблуки, они вскарабкались на темный сеновал, где воздух был густо насыщен ароматом сена и едким запахом коровьего навоза, поднимавшимся снизу, из хлева. По углам лежало немного соломы, и те, кому удалось забраться первыми, разостлали на ней свои одеяла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137