ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
Не забывайте, мы с вами в Питтсбурге!
Встав из-за стола, он протянул ей руку.
– До свиданья, мисс Френч. Я и впрямь хотел использовать вас, потому что вы на самом деле замечательная, сногсшибательная девушка, а среди таких репортер – большая редкость. Я отправил ведомость в кассу.
Мэри Френч и опомниться не успела, как вдруг очутилась на улице с выплаченным за неделю вперед жалованьем в кармане, что было совсем неплохо, большое одолжение от старика Теда Хили.
Лои Спейер пришла в ужас, когда Мэри сообщила ей о своем увольнении, но когда Мэри затем сказала, что получила работу в бюро по рекламе и информации в объединенном профсоюзе сталеплавильщиков, подруга расплакалась.
– Я ведь говорила тебе, что ты сумасшедшая, и, кажется, не ошиблась… Либо мне придется переехать из пансиона, либо тебе… как я теперь смогу показываться с тобой на людях!..
– Как глупо, Лои!
– Дорогая, ты не знаешь, что такое Питтсбург. Плевать я хотела на этих несчастных забастовщиков, но я должна дорожить своей работой и репутацией… Ты же знаешь, я только что послала домой деньги. Нам с тобой было так хорошо, так весело, и вот на тебе! Все пошло кувырком. Для чего тебе понадобилось идти туда?
– Если бы ты только видела то, что видела я, то заговорила бы совсем иначе, – холодно возразила Мэри.
После этой стычки былая дружба между ними канула в Лету.
Гас Московски нашел ей комнату с тяжелыми кружевными занавесками на окнах в доме одного поляка, владельца лавки, кузена его отца. Если они задерживались на работе, он торжественно сопровождал ее домой, а работать допоздна им приходилось постоянно.
Мэри Френч еще никогда в жизни так много не работала. Писала пресс-релизы, составляла статистику заболеваемости туберкулезом среди рабочих, сообщала данные о плохом питании детей, об антисанитарных условиях жилищ, ездила на междугородных трамваях или медленных местных поездах в Рэнкин и Брэддок, Хомстед и Бессемер, и дальше, до самого Янгстауна, Стейбенвилля и Гэри, делала заметки по поводу речей, произносимых фостером и Фитцпатриком, видела, как полицейские в своей темно-серой форме разгоняют митинги. Они шли цепью по немощеным дорожкам территории компании, избивая дубинками мужчин и женщин, пинками отбрасывая с пути ребятишек, сгоняли стариков с невысоких крылечек перед домами.
– Только подумать, – сокрушался Гас Московски, – и эти сукины дети – сами вшивые поляки, во всяком случае, большинство из них. Каково же быть после этого поляком, а?
Она брала интервью у столичных журналистов, часами уговаривала, как могла, людей из «Ассошиэйтед пресс», «Юнион пресс» рассылать честные статьи, правила грамматику в листовках, написанных по-английски. Она и оглянуться не успела, как наступила осень. Объединенный профсоюз платил очень мало, едва хватало на самое необходимое, одежда ее пообносилась и теперь находилась в ужасном состоянии, волосы давно забыли о завивке, а по ночам ей не давали заснуть тяжкие воспоминания о том, что она увидела за день, – тюремные решетки, окровавленные головы, погром в чьем-то доме: искромсанный ножами диван, разбитые стулья, разрубленный топором на куски буфет. Это полицейские искали «пропагандистскую литературу». Утром, когда она второпях одевалась, бросив взгляд в испещренное зелеными точками зеркало в позолоченной раме над рукомойником, она не узнала своего лица. Какой усталый, отчаянный взгляд! Она и сама теперь была похожа на забастовщицу, ничуть не лучше.
Не узнавала себя Мэри и тогда, когда от мягкого голоса Гаса по ее спине начинали ползти холодные мурашки, и она никак не могла решить, хорошо ей сейчас или плохо, – все зависело от того, сколько раз за день он ей улыбнулся, сколько раз заговаривал с нею. Нет, она никогда прежде не была такой. Когда выдавалась свободная от работы минутка, она начинала мечтать, что вот он подходит к ней, обнимает за талию, как прижимает свои губы к ее рту, как держит в объятиях своими большими сильными руками. Когда на нее находило такое, она зажмуривалась, чувствуя, что у нее кружится голова, ощущая, как ее пошатывает. Потом, через силу открывала веки и вновь яростно принималась за печатание на машинке, и спустя несколько секунд брала себя в руки, вновь становилась хладнокровной и в голове у нее прояснялось.
В тот день, когда Мэри поняла, что высокооплачиваемые рабочие участие в забастовке не примут, а низкооплачиваемые наверняка ничего своей стачкой не добьются, она даже не осмеливалась поднять глаза на Гаса, когда он зашел, чтобы, как обычно, проводить ее домой. Был сырой, не по сезону теплый слякотный ноябрьский вечер. Они молча шли по улице, и вдруг со стороны заводов туман окрасился в красный цвет.
– Ну вот, началось, – сказал Гас.
Свечение все усиливалось, стало алым, потом оранжевым.
– Но что мы можем сделать если рабочий класс не желает единства? Каждый самый захудалый иностранец, черт бы его подрал, мнит себя кем-то особенным, считая других бродягами, а американцы почитают такими всех подряд, за исключением, быть может, тебя и меня.
«Боже, и почему только я с ними связалась, понять не могу!»
– Гас, что ты будешь делать, если мы проиграем забастовку? Лично ты?
– Ну, попаду в черный список, это точно. А это означает, что я не смогу найти себе работу в металлургии, как будто хуже меня нет никого на свете… Не знаю, черт возьми! Изменю имя, запишусь во флот. Говорят, что там можно получить вполне приличное образование.
– Нам нужно серьезно поговорить об этом… Лично я не знаю, что делать.
– Да ты можешь поехать куда угодно, всегда найдешь работу в газете, как и здесь… Мне бы твое образование… Думаю, ты будешь только рада расстаться с кучкой этих голодранцев.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209
Встав из-за стола, он протянул ей руку.
– До свиданья, мисс Френч. Я и впрямь хотел использовать вас, потому что вы на самом деле замечательная, сногсшибательная девушка, а среди таких репортер – большая редкость. Я отправил ведомость в кассу.
Мэри Френч и опомниться не успела, как вдруг очутилась на улице с выплаченным за неделю вперед жалованьем в кармане, что было совсем неплохо, большое одолжение от старика Теда Хили.
Лои Спейер пришла в ужас, когда Мэри сообщила ей о своем увольнении, но когда Мэри затем сказала, что получила работу в бюро по рекламе и информации в объединенном профсоюзе сталеплавильщиков, подруга расплакалась.
– Я ведь говорила тебе, что ты сумасшедшая, и, кажется, не ошиблась… Либо мне придется переехать из пансиона, либо тебе… как я теперь смогу показываться с тобой на людях!..
– Как глупо, Лои!
– Дорогая, ты не знаешь, что такое Питтсбург. Плевать я хотела на этих несчастных забастовщиков, но я должна дорожить своей работой и репутацией… Ты же знаешь, я только что послала домой деньги. Нам с тобой было так хорошо, так весело, и вот на тебе! Все пошло кувырком. Для чего тебе понадобилось идти туда?
– Если бы ты только видела то, что видела я, то заговорила бы совсем иначе, – холодно возразила Мэри.
После этой стычки былая дружба между ними канула в Лету.
Гас Московски нашел ей комнату с тяжелыми кружевными занавесками на окнах в доме одного поляка, владельца лавки, кузена его отца. Если они задерживались на работе, он торжественно сопровождал ее домой, а работать допоздна им приходилось постоянно.
Мэри Френч еще никогда в жизни так много не работала. Писала пресс-релизы, составляла статистику заболеваемости туберкулезом среди рабочих, сообщала данные о плохом питании детей, об антисанитарных условиях жилищ, ездила на междугородных трамваях или медленных местных поездах в Рэнкин и Брэддок, Хомстед и Бессемер, и дальше, до самого Янгстауна, Стейбенвилля и Гэри, делала заметки по поводу речей, произносимых фостером и Фитцпатриком, видела, как полицейские в своей темно-серой форме разгоняют митинги. Они шли цепью по немощеным дорожкам территории компании, избивая дубинками мужчин и женщин, пинками отбрасывая с пути ребятишек, сгоняли стариков с невысоких крылечек перед домами.
– Только подумать, – сокрушался Гас Московски, – и эти сукины дети – сами вшивые поляки, во всяком случае, большинство из них. Каково же быть после этого поляком, а?
Она брала интервью у столичных журналистов, часами уговаривала, как могла, людей из «Ассошиэйтед пресс», «Юнион пресс» рассылать честные статьи, правила грамматику в листовках, написанных по-английски. Она и оглянуться не успела, как наступила осень. Объединенный профсоюз платил очень мало, едва хватало на самое необходимое, одежда ее пообносилась и теперь находилась в ужасном состоянии, волосы давно забыли о завивке, а по ночам ей не давали заснуть тяжкие воспоминания о том, что она увидела за день, – тюремные решетки, окровавленные головы, погром в чьем-то доме: искромсанный ножами диван, разбитые стулья, разрубленный топором на куски буфет. Это полицейские искали «пропагандистскую литературу». Утром, когда она второпях одевалась, бросив взгляд в испещренное зелеными точками зеркало в позолоченной раме над рукомойником, она не узнала своего лица. Какой усталый, отчаянный взгляд! Она и сама теперь была похожа на забастовщицу, ничуть не лучше.
Не узнавала себя Мэри и тогда, когда от мягкого голоса Гаса по ее спине начинали ползти холодные мурашки, и она никак не могла решить, хорошо ей сейчас или плохо, – все зависело от того, сколько раз за день он ей улыбнулся, сколько раз заговаривал с нею. Нет, она никогда прежде не была такой. Когда выдавалась свободная от работы минутка, она начинала мечтать, что вот он подходит к ней, обнимает за талию, как прижимает свои губы к ее рту, как держит в объятиях своими большими сильными руками. Когда на нее находило такое, она зажмуривалась, чувствуя, что у нее кружится голова, ощущая, как ее пошатывает. Потом, через силу открывала веки и вновь яростно принималась за печатание на машинке, и спустя несколько секунд брала себя в руки, вновь становилась хладнокровной и в голове у нее прояснялось.
В тот день, когда Мэри поняла, что высокооплачиваемые рабочие участие в забастовке не примут, а низкооплачиваемые наверняка ничего своей стачкой не добьются, она даже не осмеливалась поднять глаза на Гаса, когда он зашел, чтобы, как обычно, проводить ее домой. Был сырой, не по сезону теплый слякотный ноябрьский вечер. Они молча шли по улице, и вдруг со стороны заводов туман окрасился в красный цвет.
– Ну вот, началось, – сказал Гас.
Свечение все усиливалось, стало алым, потом оранжевым.
– Но что мы можем сделать если рабочий класс не желает единства? Каждый самый захудалый иностранец, черт бы его подрал, мнит себя кем-то особенным, считая других бродягами, а американцы почитают такими всех подряд, за исключением, быть может, тебя и меня.
«Боже, и почему только я с ними связалась, понять не могу!»
– Гас, что ты будешь делать, если мы проиграем забастовку? Лично ты?
– Ну, попаду в черный список, это точно. А это означает, что я не смогу найти себе работу в металлургии, как будто хуже меня нет никого на свете… Не знаю, черт возьми! Изменю имя, запишусь во флот. Говорят, что там можно получить вполне приличное образование.
– Нам нужно серьезно поговорить об этом… Лично я не знаю, что делать.
– Да ты можешь поехать куда угодно, всегда найдешь работу в газете, как и здесь… Мне бы твое образование… Думаю, ты будешь только рада расстаться с кучкой этих голодранцев.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209